Деревья.
Деревья повсюду.
Деревья внутри ее «берлоги».
А куда же делись стены?
Впоследствии она никак не хотела вспоминать эту ужасную минуту. Вокруг было темно, но темнота не была полной: Мириам оказалась на лесистом склоне, в окружении буков, вязов и других знакомых деревьев, смутно и угрожающе проступавших в сумерках. Земля была сырая, а кресло Мириам, явно неуместное здесь, лежало в зарослях кустарника близ подножия большого клена. Оглядевшись, она не заметила никаких признаков ни своего дома, ни соседских, ни огней автомагистрали. «Что это, везде полное затемнение? — удивилась она, недоумевая. — Я что, с ума сошла, что ли?»
Она спотыкалась: на земле, покрытой влажными листьями и стеблями травы, тапки вели себя очень коварно. И еще она вздрагивала. Было холодно — не так, как зимой, но чересчур холодно, чтобы прогуливаться в брюках, водолазке и домашних тапочках. И…
— Где я, черт возьми? — спросила Мириам у пустого неба. — Что за чертовщина?
Затем сказалась комичность ситуации, и Мириам захихикала, испуганно и раздраженно, опасаясь, что не сможет остановиться. Она быстро обернулась, чтобы проверить, не упустила ли что-то важное. Лесная идиллия в сгущающихся сумерках, пейзаж: с обезумевшей беглянкой от Интернет—бизнеса и набора коричневой офисной мебели. Вверху в кронах деревьев промчался порыв ветра, обрушив вниз настоящий ливень крупных капель: одна или две попали на руки и лицо Мириам, и она вздрогнула.
Воздух здесь был свежий — слишком свежий. Ни малейшего намека на непрестанный, действующий на подсознание отдаленный гул большого города, тот самый шум, который никогда не замирает полностью. Такую тишину нельзя услышать даже за городом… И, разумеется, когда Мириам замерла, чтобы прислушаться, полной тишины не оказалось; в сгущавшихся сумерках ей удалось расслышать пение птиц вдалеке.
Она глубоко вздохнула, потом еще раз, и заставила себя сунуть руку с медальоном в задний карман и опустить его туда. С минуту она с долей одержимости охлопывала карман, чуть не плача от боли в голове. «Дырок нет», — рассеянно подумалось ей. Когда-то она носила брюки, очень похожие на эти, где в подкладке кармана протерлась дыра и в конечном счете все вываливалось на землю, вызывая бесчисленные неприятности.
По какой-то причине мысль о потере медальона наполнила Мириам ужасом.
Она подняла глаза. Уже проклюнулись первые вечерние звезды, а небо почти очистилось от облаков. Ночь обещала быть холодной.
— Зафиксируем факты, — пробормотала Мириам. — Ты явно не дома. Ой-ой-ой. Голова у тебя раскалывается от боли, и тебе не кажется, что ты заснула в кресле, хоть и сидела в нем, когда очутилась здесь. — Она огляделась, сраженная дикой догадкой. Она никогда не интересовалась книжонками, которые время от времени почитывал Бен, но достаточно нагляделась дешевых телевизионных сериалов, чтобы ухватить основную мысль. «Сумеречная зона», «Патруль времени» и прочие подобные программы. — Следующий пункт: не знаю, в каком времени и месте я оказалась, но это явно не мой дом. Что лучше: не рыпаться в надежде, что я естественным образом окажусь у себя на кухне, или… что? Все дело в медальоне, несомненно. Может «взглянуть» на него еще разок, чтобы отправиться назад?
Она боязливо пошарила в кармане. Ее пальцы сомкнулись вокруг теплого металла. После этого дышать ей стало намного легче.
— Верно. Верно.
«Это просто нервы», — подумала Мириам. Одна, в ночном лесу… Кто здесь живет? Медведи? Кугуары? Здесь могло водиться что угодно — или вообще ничего. Отправиться осматривать окрестности и наткнуться на что-нибудь сногсшибательное — обхохочешься, ага? Хотя в такую погоду…
— Лучше домой, — пробормотала она и уже собралась вынуть из кармана медальон, когда заметила вдали вспышку света.
Она была сбита с толку, утомлена по-настоящему тяжелым днем, а какое-то вселенское плутоватое божество нагрузило ее магическим амулетом, желая посмотреть, что она будет с ним делать. Это было единственное объяснение, которое позднее она приводила в качестве основного довода. Сохранив полное благоразумие, Мириам непременно присела бы и проанализировала свои возможности, а затем составила план действий. Но здесь не было благоразумной Мириам, а та, что была, увидев вспышки оранжевого света, направилась к ним вниз по склону, напролом, прямо через заросли.
Огни. Позвякивание цепей. Глухой тяжелый шум… и негромкие голоса. Спотыкаясь, она вышла на вдруг легшую перед ней тропу — не очень широкую, скорее пешеходную, с неровной, изрытой, покрытой грязью поверхностью. Огни! Мириам направилась на эти голоса — к всадникам, спускавшимся по тропе прямо к ней, пошла на свет фонаря, который держал на шесте тот, кто ехал впереди. Тусклый свет поблескивал на металле шлема и нагрудника, выхватывая из тьмы нечто взятое из музея. Кто-то закричал; слова были непонятны и прозвучали как «…вернем!» «Смотри-ка. Он скачет прямо ко мне, — с изумлением подумала она. — Что это он собирается…»
Ее затопил невыразимый страх; Мириам повернулась и бросилась бежать. Глухой треск винтовочного огня прозвучал ей вдогонку; множество коротких очередей разорвало ночь. Невидимые пальцы ломали ветки над ее головой, а позади Мириам слышала голоса, поднявшие панический крик. Нижние ветки хлестали ее по лицу, пока она, задыхаясь и плача, бежала вверх по склону холма, подальше от тропы. Снова глухой треск, новые выстрелы… Стреляли на удивление мало — или много, если вспомнить, что раньше в нее никогда не стреляли. Запыхавшись, она наткнулась на дерево и упала на спину, в голове потрескивало, как сухой горох в стручке. Затем ей вновь удалось подняться и, спотыкаясь, броситься в ночь, задыхаясь и моля о спасении.
В конце концов Мириам остановилась. Где-то по пути она потеряла тапочки. Лицо и ребра болели от ушибов, голова раскалывалась, как от тяжелого барабанного боя, и она едва дышала. Но звуки погони стихли. Кожа Мириам странно натянулась, холод пробирал до костей. Поскольку бегство закончилось, Мириам согнулась почти вдвое и не смогла сдержать приступ мучительного кашля, только затягивавшийся от ее отчаянных попыток приглушить его. В груди горело. Бог мой, какой бы то ни было бог… кто бы ни отправил меня сюда: я просто хочу, чтобы ты знал — ненавижу тебя!
Она наконец встала. Где-то вверху, над ее головой, слышалось дыхание ветра. Кожа Мириам зудела от страха погони. «Мне необходимо попасть домой», — осознала она. Ее кожа опять натянулась: Мириам наполнил другой страх — страх, что она ошибается и вовсе не медальон, а что-то еще, совершенно неведомое, перенесло ее сюда и пути назад просто нет, она выброшена на неизведанную мель…
Когда она со щелчком открыла медальон, его правая створка наполнилась светом. Мельчайшие крупинки блеска, совсем не того, что на фосфоресцирующих циферблатах часов, вовсе не похожего и на биолюминесценцию в тех одноразовых фонарях, которые вошли в моду год или два назад, а насыщенного, обесцвеченного синевато-белого сияния, словно горела миниатюрная звезда. Мириам дышала тяжело и прерывисто, пытаясь растворить рассудок в этом слепящем блеске, но спустя минуту поняла, что лишь наградила себя головной болью.
