– Укажите параметры помощи.
Неясная белая тень двигалась среди деревьев. Когда-то это была женщина. Сейчас она была мертвенно-бледна, если не считать кроваво-красных губ и фальшивого носа. Слои белой одежды облекали ее разлагающиеся члены, скрепленные тонкой сетью металлических серебристых лиан, пульсирующих, сжимающихся при каждом движении. Она, шатаясь из стороны в строну, приближалась, кокетливо покачивая бедрами, как будто в основании позвоночника у нее был универсальный шарнир. Большое блюдо с пирогом она держала двумя руками. Пустые орбиты глаз, затянутые светочувствительной пленкой, усмехнулись ему, когда женщина наклонилась и протянула блюдо, как мать протягивает избалованному сыну любимое лакомство.
Феликс задохнулся – запах был неописуемый.
– Убей ее! Пусть она уйдет! – заскулил он, пятясь и упираясь спиной в дерево. – Пожалуйста!
– Подтверждено. – Голос Фестиваля остался далеким и тусклым, но что-то изменилось в интонации. – Служба безопасности Края к вашим услугам. Чем можем быть полезны?
Мимы приближались.
– Убейте их! – выдохнул Феликс. – Пусть они от меня отстанут!
– Наведение на цель. Включение рентгеновского лазерного орудия. Извещаем, что настоящее наклонение орбиты неблагоприятно для хирургического удаления. Закройте чем-нибудь глаза.
Феликс прикрыл глаза локтем. Полыхнули кости в красном силуэте, и тут же ударил гром и порыв жара, будто кто-то открыл дверь в ад прямо у него перед носом. Кожу закололо, будто госпожа Ежиха обняла его всем телом. В лесу падали деревья, хлопали крылья вспугнутых птиц. Вспышка и взрыв повторились еще раз, на этот раз позади, потом еще три или четыре раза, дальше и дальше.
– Служба Инцидентов работу окончила. Угроза устранена. Извещаем, что вы получили дозу ионизирующего излучения в размере около четырех греев, что без срочного лечения представляет угрозу жизни. Отправлен пакет медицинской помощи. Оставайтесь на месте, и он будет у вас через двадцать две минуты. Благодарим за ваше предание и желаем всего наилучшего.
Феликс лежал, тяжело дыша, у корня дерева. Голова кружилась, слегка тошнило, образ собственных костей перед глазами плавал в лиловом тумане.
– Пусть придет господин Кролик, – выговорил он в телефон, но тот молчал.
Он заплакал слезами досады и одиночества, потом закрыл глаза и заснул. И спал, когда с небес спустился паук и обмотал его коконом серебристой не-шелковой нити, заново начиная процесс разложения и переформирования пораженного радиацией тела. Это случилось в третий раз, и это была расплата за третье желание. Молодость, истинные друзья… и то, что каждый мальчишка желает в своем сердце, не очень понимая, что полная приключений жизнь – совсем не так радостна, если это тебе надо ее прожить.
* * *
Мартин сидел в камере на матрасе, и пытался посчитать, сколько дней остается до его казни.
Флот уже был в шести днях от последнего прыжка к планете Рохард. Перед этим, наверное, примут припасы с оставшихся судов снабжения и загрузят на них всех лишних – срочников, сошедших с ума, вышедших из строя по болезни или каким-либо иным образом оказавшихся непригодными. Может быть, и его переместят и отправят с больными и сумасшедшими обратно в Новую Республику, чтобы отдать под суд по обвинению в шпионаже на верфи, за что полагается смертная казнь. Почему-то он сомневался, что ему поможет его защитник или спасет тот факт, что верфь в нем нуждается: этот сопляк из конторы Куратора совершенно явно против него заимеет зуб и не успокоится, пока Мартин не будет повешен.
Это один вариант. Второй – что его будут держать на губе до самого прибытия. Когда уже будет понятно, что аккумулирующееся запаздывание, которое он подключил к четырехмерной навигационной системе «Полководца», раздолбало их дурацкий план подобраться незаметно к Фестивалю по пространственноподобной траектории. В каковом случае будет заподозрен саботаж, а саботажник уже за решеткой, готовый к употреблению, как индейка в День благодарения.
Почему-то осознание того, что все получилось, что задание выполнено и угроза широкого нарушения принципа причинности устранена, не наполняло Мартина счастьем. Наверное, полагал он, существуют герои, которые пошли бы к воздушному шлюзу пружинным шагом, но он не из них. Он бы предпочел открыть дверь в спальню Рашели, чем наружный люк, и с большим удовольствием вдыхал ее запах, чем лопнул в вакууме. Мартин мрачно подумал, что это очень на него похоже: влюбиться до одержимости именно перед тем, как безнадежно вляпаться в дерьмо. Он достаточно давно жил на свете и справедливо полагал, что иллюзий у него осталось немного: у Рашели столько шероховатостей, что ее можно использовать как напильник, и в некоторых отношениях у них имелось мало общего. Но стучаться о стены тесной клетки было очень одиноко, и тем более одиноко, когда знаешь, что возлюбленная от тебя не дальше тридцати метров – и совершенно бессильна тебе помочь. Может быть, сама под подозрением. И как бы сильно она ни была ему нужна, он, если быть до конца честным, не хотел, чтобы она здесь находилась. Он хотел жить с ней снаружи – лучше всего во многих световых годах от Новой Республики, и чтобы долго-долго в прошлом никаких дел с этой Новой Республикой не было.
Он лег на спину, перевернулся на живот и закрыл глаза. И с ним едва слышным жужжащим голосом заговорил унитаз:
– Если слышишь меня, Мартин, стукни пальцем по палубе рядом с унитазом. Один раз.
«Вот и все, подумал он. И казнить меня не надо будет; выставят меня в зоопарке психов, и детишки будут в меня шкурками от бананов кидать».
Но он протянул руку и стукнул по основанию металлического унитаза, выпиравшего из стены.
– Это… – Он резко сел, и голос сразу пропал.
Мартин заморгал и огляделся. Голосов нет. Ничего в камере не переменилось – было все так же жарко, душно и держался запах плохой канализации и застарелой капустной похлебки. (Капустный запах – это было необъяснимо. Давным-давно питание состояло из солонины и флотских сухарей – рецептура, которой упрямо придерживался флот Новой Республики, несмотря на то, что под рукой был глубокий вакуум и экстремальный холод – сразу за пределами прочного корпуса.) Мартин снова лег на спину.
– …один раз. Если слышишь…
Он закрыл глаза и, как на спиритическом сеансе, один раз сильно стукнул по основанию унитаза.
– Принято. Теперь стукни… – голос замолчал, потом продолжил, – стукни столько раз, сколько дней ты здесь провел.
Мартин заморгал, потом отстучал ответ.
– Азбуку Морзе знаешь?
Мартин пошарил у себя в мозгах – на это ушло много времени.
– Да, – отстучал он.
Совершенно вышедшее из употребления знание – узкополосный последовательный код, но Мартин его знал по очень простой причине: Герман настоял, что это необходимо. Код Морзе доступен человеку, и программа, вынюхивающая изощренный протокол, может просто пропустить вещь столь обыденную, как постукивание пальцами на фоне общения по видеоканалу.
