Рашель с отвращением огляделась. Вид открывался красивый – звезды повсюду, планета земного типа висит впереди, большая и горбатая, как мраморная сине-белая галлюцинация, – а тут этот сопливый идиот в ухе квакает. Пока что она цеплялась двумя руками за изнанку крышки капсулы, и обеими ногами – за кресло пилота, пытаясь удержать все предметы вместе. Когда она высунула голову за край люка и увидела, кто там цепляется за антенну, мелькнула мысль убраться обратно и врубить вспомогательные двигатели, чтобы сбросить этого типа. Приступ слепой злости заставил ее заскрипеть зубами так страшно, что Мартин испуганно спросил, не течь ли в скафандре она нашла.
Однако красный туман ярости рассеялся быстро, и Рашель, протянув руку, схватила Василия за плечо и как-то смогла втащить его раздутый аварийный скафандр в люк.
– Спускаюсь, – объявила она.
Обхватив ногами спинку кресла, она ослабила защелку люка, опустила его насколько могла и зафиксировала. Кабина оказалась переполненной: Василий явно не соображал, как не попасться под ноги, и Мартин старался отодвинуть кресло, чтобы освободить место. Рашель подтянулась на страховочном лине, наступила на сиденье кресла, потом схватилась за люк и захлопнула его до конца, пока не услышала щелчок дюжины мелких фиксаторов, закрепивших его со всех сторон.
– О’кей. Автопилот, герметизировать кабину и довести давление воздуха до нормального. Мартин, вон там – нет-нет, это туалет, его открывать не надо, – ага, этот ящик.
Воздух зашипел, поступая в кабину из отдушин под потолком. Заклубился белый туман, застилая главный иллюминатор.
– Отлично. Так, слушай: ты не на борту корабля своего флота. Заткнись, и мы тебя опустим на планету. Скажи мне еще раз, что я под арестом – и ты меня достанешь настолько, что я выкину тебя за борт.
– А-гм… – Глаза у младшего прокуратора полезли на лоб, а костюм начал сдуваться.
Мартин за сиденьями крякал и чертыхался, лазая по ящикам.
– Вот это тебе нужно? – Он протянул Рашели сложенный гамак.
Она развернула его у себя на кресле и прикрепила одним концом к стене, а второй размотала в сторону Мартина. Он выпал из ниши, едва не зацепив Рашель ногой по голове, но сумел поймать и закрепить другой конец гамака.
– Ты! Снимай костюм и лезь в гамак. Как ты мог сам заметить, места у нас маловато. – Она нажала рычажок, и шлем отцепился от ее костюма и поплыл в воздухе, Рашель поймала его и сунула за сиденье, под гамак. – Ты тоже можешь снять костюм.
Мартин кое-как наполовину содрал с себя костюм, только ноги и нижняя часть туловища остались в пластиковом мешке. Василий выплыл нескладно двигался, борясь с пузырем шлема. Мартин направил прокуратора в гамак и сумел вытащить его голову из шлема до того, как Василий вдохнул.
– Вы аре… – начал Василий, и сам себя прервал. – Я хотел сказать, спасибо.
– И даже не думай захватить корабль, – мрачно предупредила Рашель. – Автопилот настроен на мой голос, и никто из нас не хочет попасть в руки твоих друзей.
– Э-э… – Василий глубоко вздохнул. – То есть… я хотел… – Он огляделся дикими глазами. – Мы погибнем?
– Я лично не собираюсь, – твердо сказала Рашель.
– Но вражеские корабли! Они же…
– Это Фестиваль. Ты хоть имеешь понятие, что это такое? – спросил Мартин.
– Если вы что-нибудь про это знали, надо было все рассказать людям адмирала. Почему вы этого не сделали? Почему…
– Мы говорили. Они не стали слушать, – заметила Рашель.
Василий явно старался понять. Все же оказалось проще сменить тему, чем пытаться мыслить о немыслимом.
– А что вы теперь будете делать?
– Ну… – Рашель почти беззвучно присвистнула сквозь зубы. – Лично я собираюсь посадить эту вот шлюпку вблизи, скажем, Нового Петрограда, заказать номер для молодоженов в отеле «Корона», наполнить ванну шампанским и там полежать, а Мартин будет меня кормить бутербродами с икрой на черном хлебе. На самом деле, что мы дальше будем делать – зависит от Фестиваля. Если Мартин прав насчет того, что это такое…
– Можешь не сомневаться, – отозвался Мартин.
– …то корабли флота Новой Республики тихо исчезнут, и больше их никто никогда не увидит. Вот что получается, если считать, что все играют по одним и тем же правилам. А мы будем дрейфовать к планете, потом включим двигатели для посадки, тем временем изо всех сил крича, что мы – нейтральная сторона. Фестиваль – это совсем не то, что думают твои вожди, мальчик. Он представляет угрозу для Новой Республики – это они правильно поняли, – но они понятия не имеют, что это за угроза и как с ней бороться. Ворваться со стрельбой – это только заставит Фестиваль ответить в том же духе, а он это умеет куда лучше ваших ребят.
– Но наш флот непобедим! – горячо возразил Василий. – Лучший флот на двадцать световых лет! Что вы, анархисты, можете ему противопоставить? У вас даже правительства нет сильного, куда там флота!
Рашель засмеялась, через секунду Мартин тоже. Смех нарастал, переходя в хохот, оглушительный в тесноте кабины.
– Отчего вы смеетесь? – возмущенно спросил Василий.
– Послушай. – Мартин обернулся, чтобы встретиться глазами с прокуратором. – Ты воспитан в духе этой теории сильного правительства, божественного права высших классов, пастыря над стадами, порки по голым задницам городского пролетариата и прочего в том же духе. Но тебе не приходило в голову, что система ООН тоже работает и существует вдвое дольше, чем ваша? Есть не один способ управлять цирком, как показывает Фестиваль, а жесткие иерархии, вроде той, в которой ты вырос, с переменами справляются хреново. Вот система ООН, по крайней мере, после Сингулярности и принятия планетарной Неконституции… – Он фыркнул. – Когда-то маргиналы считали ООН квазифашистским мировым правительством. Это было в двадцатом – двадцать первом веке, когда сильная власть была в моде, поскольку вся планетарная цивилизация страдала от футурального шока, приближаясь к Сингулярности. Потом это прошло – потому что мало осталось жизнеспособных авторитарных правительств, и чем они были жестче, тем меньше умели справляться с последствиями потери девяти десятых своего населения за сутки. Да, и еще – корнукопии: не очень приятно управляющему Центральным банком утром проснуться и увидеть, что девяносто процентов налогоплательщиков смылись, а остальные считают, что деньги устарели.
– Но ведь ООН – правительство…
– Нет, – перебил его Мартин. – Это центр переговоров. Возник как дипломатическая организация, превратился в бюрократическую структуру, потом в агента международной торговли и стандартных соглашений. После Сингулярности был подчинен экспедиционному корпусу инженеров Интернета. Это не правительство Земли, это реликт тех структур, которые ты мог бы назвать этим словом. Вот этот реликт и работает на общественное благо, которое нужно каждому. Всемирные программы вакцинации, торговые соглашения с внесолярными правительствами – такого рода вопросы. Суть в том, что ООН в основном вообще ничего не делает. У нее нет внешней политики, это всего лишь голова на палочке, чтобы показывать вашим политикам. Иногда кто-нибудь использует ООН как вывеску, когда нужно сделать что-то солидное с виду, но пытаться добиться единогласного решения в Совете Безопасности – это вроде как пасти кошек.