Наш проследил. До самой квартиры. Через день Шевырева выдернули прямо из его кресла перед телевизором…
Вот, значит, почему он в тапочках…
– Ну, рассказывай…
– Ч-что?
– Как товарищей своих сдавал.
– Я не…
– Сколько тебе заплатили?
– М-м-мне… не платили… – Губы у Шевырева трясутся. И вообще вызывает он скорее брезгливость, чем ненависть. Словно не человек, а запуганное животное.
– Значит, за квартирку московскую продался. За работу непыльную… Отвечай! – старший приезжих ткнул его кулаком под рёбра.
– Нет!
– Все погибли, а ты целёхонек. Почему?
– Я сам ушёл… Меня не было там… Я не знал.
Старший переглядывается с Михалычем и сплёвывает под ноги. Опять смотрит в наполненные ужасом глаза Шевырева и достаёт из кармана «Макаров»:
– Хоть перед смертью не лги. Исповедайся. На том свете легче будет.
Пленник, как под гипнозом, таращится в зрачок пистолетного ствола. И слабо бормочет:
– Заметил, что меня «пасут»… И сразу в Москву. Это ещё за два дня было.
– А своих, значит, никого не предупредил?
– Я испугался…
– Но ты ведь мог позвонить из Москвы. И остальные тоже легли бы «на дно».
– Меня могли вычислить…
– За себя испугался? А как же остальные?
Шевырев всхлипывает:
– Я никого не сдавал… Я не виноват.
Пауза. Всего минута, показавшаяся долгой, словно полчаса. Старший приезжих вглядывается в искажённое, заплаканное лицо пленника. Наконец сухо выговаривает:
– Виновен.
Короткий кивок Михалыча:
– Виновен.
Люди в шапочках-масках, один за другим, повторяют это слово. И я разжимаю сухие губы и говорю:
– Виновен.
Шевырева отпустили, и он сразу же осел на пол. Будто не человек, а комок тряпья.
– Именем Российской Федеративной Республики, за трусость и предательство…
Старший передёргивает затвор «Макарова». Шевырев тонко, протяжно стонет, пытается отползти. Хлопок из глушителя. Тело дёргается…
Следующий выстрел – Михалыча. Потом – остальные…
В комнате – острый запах крови и пороха. Шевырев уже мёртв. Но каждый из нас должен нажать спусковой крючок. Так положено. Вместе мы вынесли приговор. Вместе его исполнили…
Тело завернули в полиэтилен. Погрузили в кузов машины. «Газель» взрыкнула мотором, преодолевая колдобину, и растворилась в темноте…
Возвращались молча. Только у самого дома Старик вдруг остановился в переулке. Голос у него был ровный, и лицо в отсвете чужого окна казалось таким же спокойным.
– Не дай бог кому-нибудь из нас… Но если это случится… Вы знаете, что делать. Даже если это буду я…
Тогда не думала, что однажды его слова исполнятся.
Я оказалась плохой ученицей, Михалыч. Там, в подвале «Глубины», я так и не смогла…
А сейчас? Хватит ли меня на ещё один приговор?
Глава 8
Вертолёт взмывает и берёт курс на восток. К московскому комплексу зданий СОКа в районе бывшего парка Культуры. Из-за гула разговаривать в вертолёте тяжело, но полицай, сидящий рядом с Грэем, всё-таки пытается. Кажется, хочет разузнать – трудно ли устроиться в «охранку».
– А чем плохо в «Кобре»? – вежливо улыбается доктор.
Оказывается, хуже перспективы карьерного роста. В спецотряде МВД тоже неплохо. Но главное, всё-таки – физические данные. Зато в «охранке» по-настоящему ценят мозги. Пускай и платят ненамного больше.
Значит, карьеры захотелось… Ну да, ему же лет двадцать пять, а до сих пор – «старлей».
Заканчивал училище, наверное, ещё при Правительстве Доверия. Почти одногодок Влада Ерёмина. Хотя выглядит лучше. Моложе. Розовый, сытый, накачанный. Довольный жизнью. Если б не мелкие карьерные затруднения. Впрочем, нет. Для него они – не мелкие. Давно мог бы получить ещё одну звёздочку. Но в «Кобре» растут медленно. Даже ихний главный всего-навсего генерал-майор.
Прошлой зимой, во время ростовских беспорядков, они «вычистили» целый район – кровищи и мертвяков было по колено. А им – только премию от министра, по «штуке» баксов на рыло. Лишь командиру соседнего подразделения дали майора. Где справедливость?
– Точно. Нет её, – кивнул Грэй сочувственно. Лица под маской не разглядеть. Но веко его как-то странно дёрнулось.
«Юта» идёт ровно. Ровнее, чем городской автобус на московских дорогах. Минут через десять будем в точке назначения. Пилот старается – не каждый день бывает такой ценный груз…
Притормозить бы его, гада!
Мы ведь не торопимся. Ничуть не торопимся.
Посадочная площадка – в самом центре СОКобского комплекса. За пятиметровым забором, по ту сторону рядов «колючки» и пулемётных вышек. Лучше, если мы захватим «юту» подальше от такого «гостеприимного» места…
А может, как раз это не входит в планы Грэя?
Меня будто холодом обдаёт.
Дура…
Расклад ведь очевидный. Да, Грэй не доверяет полицаям. Но из этого вовсе не следует, что мы – партнёры. Даже здесь, на борту «юты»…
Значит, я могу рассчитывать только на себя.
Или…
Синус чуть заёрзал на полу. Аккуратнее, математик!
Он кашлянул. Ровно три раза подряд. Значит, верёвки ослабил. Небольшое усилие, и руки свободны.
Много ли он успеет сделать голыми руками?
Покосилась на ближайшего полицая. Смотрит мимо меня прямо перед собой. Я знаю, впечатление – обманчивое. Хороший профессионал – всегда кажется расслабленным. До той самой секунды, пока не превращается в боевую машину…
На «кобрах» – бронежилеты, прикрывающие и паховую область. Налокотники, наколенники, шлемы. Открытых, уязвимых мест – совсем мало. Только лица. Щитки на шлемах подняты…
Прошли мы уже над оцеплением? Или нет?
Стрелок вдруг оборачивается к Грэю:
– «Семнадцатый»! Вас база вызывает, – и передаёт доктору резервный шлемофон.
Тот надвигает его поверх шапочки:
– «Семнадцатый» на связи. Да… Транспортируем задержанных.
Молчит. Слушает.
Дорого бы я заплатила, чтобы тоже слышать.
– Вы и не обязаны знать, – тон Грэя чуть изменился.
Опять длинная пауза. А стрелок как-то необычно оглядывается. У него-то весь разговор на слуху. Что там такое?
