– Вас понял, – равнодушно кивает Грэй. Снимает шлемофон, передаёт стрелку. Полицай тянет руку. И вздрагивает, будто от озноба. Безвольно роняет голову набок.
– Ему плохо! – встревоженно кричит Грэй. А рука с пистолетом, будто существующая отдельно, независимо от его озабоченного голоса, уже вскинулась навстречу старлею. Палец на спусковом крючке дрогнул. Выстрелов не слышно. Гул моторов гасит хлопки. Только вспышки в чёрном зрачке глушителя.
Старлей падает на спину.
Я успеваю всадить во второго не меньше пяти пуль. Потом будто что-то взрывается рядом. Красная тьма застилает глаза.
Очнулась на полу. Звон в ушах. Кровь на подбородке.
Нет, ничего не взорвалось. Вертолёт тряхнуло, но сейчас он опять идёт ровно.
Прошла всего секунда. Только за секунду многое изменилось.
Грэй не попал во второго. Может, не успел, а может, я помещала, когда летела, отброшенная пудовым стальным кулаком.
И те пять пуль, которые отправил мой «вайпер», тоже не причинили заметного вреда. Наверное, часть угодила в бронежилет, часть в обшивку «юты». Хорошо, что пули «вайпера» почти не дают рикошета.
Плохо, что я не смогу выстрелить ещё раз.
– Бросить оружие!
Меньше получаса назад такое уже было.
Словно в навязчивом, повторяющемся кошмаре.
Полицай сидит в дальнем от кабины конце салона. Закрывшись Павликом и одноруким ребёнком. Упирая «барс» в тонкое тело Иришки.
– Оружие – на пол!
Щиток его шлема опущен. Можно достать его плечо. Можно ранить. Убить сразу – не выйдет. Нажать спусковой крючок он всё равно успеет.
Лицо Грэя каменное. Зрачки такие же пристальные, как чёрное отверстие глушителя. Артём едва дышит – будто слился со своим «вайпером» в единое целое.
Уже освободившийся Синус держит ствол автомата у шеи пилота. И не смотрит в нашу сторону. Только губы у него чуть заметно дрожат.
Да, он тоже понимает. Если не понимает, то догадывается.
Несопоставимые величины.
Тогда, полчаса назад, мы рисковали жизнью не только ради Артёма. Ради нашего дела. И единственного человека, который разбирается в технологии нуль-генератора.
Сейчас, тоже ради дела, – рисковать не имеем права…
– Брось автомат, придурок, – цедит Грэй. – Брось, если жить хочешь.
– Я из вашей соплячки фарш сделаю, – щерится «кобра».
– И сам сдохнешь. Медленно и больно. Кинь оружие и подними руки. Слово даю – отпущу невредимым.
Эх, если бы… Нет, не могу.
«Вайпер» не дрожит в моих пальцах. Ненависть – жгучая и одновременно холодная. Если бы она убивала быстрее пули. Если б не была такая же бессильная…
– Путь вертолёт снизится, – требует «кобра».
Он что, действительно пойдёт на сделку?
И тут до меня доходит, что я не вижу левой его руки.
Он успел первым.
Грохнуло, перекрывая шум моторов. Выстрелил прямо сквозь пальто Иришки. И тут же взвыл, корчась от боли.
Дети отпрянули в нашу сторону.
Хлопки ГШ, стрекотание «вайперов»…
Доктор наклоняется, откидывает шиток со шлема полицая. Благодаря защите тот до сих пор жив. Стонет, зажимая ладонями пах. Штаны у него мокрые от крови. Нет, это не пули.
Пальцы Иришки сжимают нож. Хороший спецназовский нож, доставшийся ей от погибшего опекуна. «Макаров» я у неё забрала, а про нож и не вспомнила.
– Тебя ведь предупреждали, падаль, – вздыхает Грэй. И добивает «кобру». Одна пуля прямо в лоб. Наш доктор – мягкий человек.
Встаю с пола:
– Грэй, «вертушку» надо развернуть.
– Уже, – вместо него отзывается Синус.
– Рейс на Копенгаген отменяется – террористы заказали Рязань, – подаёт голос бледный Вовчик. Хохмит? Значит, поправится.
Он самостоятельно освободился от верёвки на запястьях. Артём помогает приятелю сесть.
Доктор убирает тело стрелка и занимает его место.
– Грэй, у тебя кровь на рукаве…
Он оглядывается и успокаивает:
– Это не моя, Таня.
Ироничный прищур.
– А ты цела? Как это он не сломал об тебя руку…
Шутит. Что ж, пока союзники. И на базу СОКа доктор явно не торопится. А что будет дальше? Не стоит загадывать.
И лишних вопросов пока лучше не задавать.
Я шагнула к пилотской кабине. Переступила неподвижное тело «старлея». И поёжилась. Странное чувство. Будто на слизняка наступила.
Обернулась и пристально взглянула в лицо мёртвого полицая.
Нет, можно не сомневаться. Этот готов. И оба готовы.
Но тревога остаётся…
Кое-что я успела узнать. Мертвецы иногда встают и разгуливают. А ещё – стреляют. Там, в «Матриксе», я достаточно насмотрелась. Серое лицо паренька-гэймера с фотографической чёткостью всплывает в памяти… Я всё же убила того «виртанутого». Пуля в лоб его успокоила.
И эти двое должны быть спокойны. Своё они получили… А я никак не справлюсь с полуосознанным страхом. Почему?
«Вайпер» передвигаю на спину. Наклоняюсь и стаскиваю жилет с ближайшего трупа. Торопливо обыскиваю старлея. Кроме запасных магазинов и пары гранат – ничего ценного. Хватаю тело за куртку.
– Ты чего, Таня? – удивляется Артём.
– Просто у меня паранойя.
Волоку мертвеца к двери. Физик сначала помогает, но вдруг его охватывают сомнения.
– Слушай, Таня, а может, не стоит? Когда дохлых полицаев выбрасывают из «вертушки», это выглядит слегка подозрительным…
Грэй оборачивается:
– Могу успокоить, Артёмчик. Они и так начали догадываться. Ещё когда мы сменили курс.
– Да уж, – кривится физик, – теперь я спокоен, как бревно, – и подхватывает покойника за ноги.
Ветер врывается в салон. Швыряем старлея. Артём смотрит вниз:
– Высоко.
– Высшая точка его карьеры, – сухо добавляет Грэй.
Через пару минут – в салоне стало значительно свободнее. Ромыч и Боксёр последовали за «кобрами». Никаких привилегий. Полная демократия.
Только тело Боксёра нашло покой в Москве-реке. Остальные – украсили городские крыши.
Последним было тело вертолётного стрелка. Его траектория удачно завершилась на огромной неоновой вывеске компании «PETROLEUM».
– Спасибо, – кивнул бледный Вовчик. – Теперь дышится легче…
Наверное, он прав. Лететь вообще приятнее, чем ползти подземными туннелями. Даже самое распоследнее вертолётное брюхо приятнее канализационного коллектора. Люди не созданы для подземелий. Они летают во сне. И любят солнечный свет.
