– …Вдруг охотник выбегает – прямо в зайчика стреляет, – немедленно продолжила Ленка, которая восприняла наши пожелания в качестве приказа. В её исполнении даже безобидный стишок звучал с мрачноватой торжественностью:
– Пиф-паф… Ой-ой-ой… Умирает зайчик мой…
– Кошмар, – покачал головой Васька.
– Активизация перехода! – проговорила Ленка, обрывая считалку в самом неподходящем месте.
Звезды задрожали, словно в мареве над ночным костром. А через миг всё поглотила тьма. Такая густая, что на пару секунд мне показалось, что я ослеп. Яркая вспышка. И снова тьма. Долгая, плотная, даже на ощупь. Какие-то искры в этой тьме. Далекое и невнятное, будто свозь плотный слой ваты, бормотание Димыча.
Потом сильно тряхнуло. Зубы заныли от пронизывающей тело вибрации. Радужные блестки закружились перед глазами. Замутило. Недавний плотный завтрак настойчиво попросился наружу.
– Уф-ф! – шумно выдохнул кто-то поблизости. Димыч или Васька? Не знаю. Мне было не до того.
Удар. Вспышка. И наконец, тьма-избавительница снова окутала плотной пеленой. А может я просто потерял сознание? Нет, сознание как раз было на месте. Я потерял тело. Совершенно перестал его ощущать. Но это было совсем не страшно. Это было легко. Тьма, тишина и абсолютный покой.
«Неужели я умер?»
Забавно.
Светлая точка далеко впереди. Не звезда. Просто пятно. Быстро растущее. Луч рассекающий тьму. Ага, кажется, действительно, луч! «Луч Надежды»! Только непонятно, кого они здесь умиротворяют? Нет ведь никого! Кроме меня. А мне на них наплевать. Я ведь умер.
Луч света коснулся меня и я взвыл от боли…
– Ну как, достаточно? Или добавить пару подзатыльников?
Нет это не лазерный луч. Это… монтировка в руках Дарта Вейдера. Тьфу-ты, дурацкий кошмар даже после смерти не желает оставлять меня в покое.
Правда, голос у него изменился. Без всей этой гнусавости и шипения.
– У тебя вроде с дикцией стало получше?
– Поменял бракованный шлем.
Мы стоим на залитой солнцем лужайке. Сквозь прозрачный березняк и кусты – близкая гладь реки. В общем, типичное посмертное видение.
– Ну и какого тебе от меня надо? – зеваю я. Сейчас, вероятно, начнет требовать назад деньги за «Запорожец»… Опережая вопрос, я лениво потягиваюсь:
– Деньги получишь с этого… с Оби ван Кеноби. Вообще, хватит доставать меня чепухой. Пора подумать о чем-нибудь высоком и вечном.
Дарт опять угрожающе заносит монтировку. Я слегка отступаю:
– Ну ты, порождение моего разума! Легче с монтировкой, а то я тебя породил, я тебя и…
Он смеётся:
– Хочешь говорить о высоком? Что ты, интересно, под этим понимаешь? «Высокое» – это наверно сборная России по баскетболу. Женская…
– Не собираюсь спорить с галлюцинацией, – заявляю категорически, – Ты всего лишь часть моего подсознания. И не лучшая часть.
У дальнего конца поляны возникает Димыч. Спокойно проходит мимо. Не замечая ни меня, ни Вейдера. Скрывается в прибрежных кустах.
– Э-э-эй!
Ноль внимания. Довольно бессовестно с его стороны. Тем более, что «Запорожец» этому порождению Голливуда мы вместе «толкали».
Дарт противно хихикает.
– Слушай, – вздыхаю я, – Надоела эта космическая опера… Давай попроще – чего-нибудь из раннего Тургенева… Только не «Му-му»! Я, например, не буду возражать, если ты превратишься в очаровательную юную девушку. И лучше без монтировки.
– Глупости, – не соглашается Дарт, – Если была «Девушка с веслом», то почему бы не быть «Девушке с монтировкой.»
Со стороны реки доносится плеск воды и смех. Женский смех! Я даже встаю на цыпочки, пытаясь хоть что-то разглядеть через березняк и прибрежные кусты. За кустами явно наслаждаются жизнью. Пускай и загробной.
Потом я оглядываюсь и с отвращением обнаруживаю, что Дарт вовсе не спешит превращаться во что-то более подходящее.
– Значит, говоришь, надоела космическая опера? – спрашивает он, поигрывая монтировкой. И делает шаг в мою сторону.
– Хуже горькой редьки, – подтверждаю я. И легонько отступаю.
– Может ты и киберпанк не любишь? – вкрадчиво интересуется Дарт.
– Люблю! – торопливо киваю, – Но читать не буду.
В ответ – зловещий хохот. Прям, мороз по коже…
Нет, я конечно грешен. Но не до такой степени! Порою, я, даже, уступал старушкам места в общественном транспорте.
– Тут какая-то ошибка!
– Неужели? – Дарт иронично склоняет голову, насколько это возможно в его шлеме.
Со стороны реки доносится радостный вопль Димыча. Женский визг и хохот. Оттягивается, балбес!
Где справедливость?!
Я бросаюсь вперед, увернувшись от монтировки Вейдера.
А в следующее мгновенье обнаруживается, что нет никакого березняка. Нет реки. Крутой обрыв всего в нескольких метрах. Я шагаю ближе, осторожно заглядываю вниз и тут же отскакиваю.
Пропасть. Бездонная. Точнее, вместо дна у неё – холодная пустота с редкими льдинками звезд.
– А как же Димыч? – я испуганно оборачиваюсь к Вейдеру. Но лорда и след простыл. Вместо него – кто-то, закутанный с головы до пят в длинный серый плащ:
– Над бездной тоже можно пройти.
Голос – женский.
А лицо… Лица не видать.
– Иногда самый длинный путь оказывается самым верным.
– И что это значит? – я шагаю к ней, тяну руку… И ловлю ветер.
Негромкий смех – где-то за спиной.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я, оборачиваясь.
– Василий Викторович Лубенчиков, – грубовато звучит в ответ.
Меня встряхнули и бесцеремонно захлопали по щекам.
– Может ему ведро воды на голову вылить? – донесся голос Димыча, – Верный способ.
– На себя вылей, – возмутился я, открывая глаза.
– Ну, наконец-то, – облегченно вздохнул Васька, – А то мы уже начали беспокоиться.
Радостные, хотя и слегка встревоженные физиономии товарищей склонились надо мной.
– Ты как себя чувствуешь?
– Нормально. Сейчас уже нормально.
– Да-а, переходец был еще тот! – расплылся в мечтательной ухмылке Васька, – Это круче, чем на полном ходу кувыркнуться с мотоцикла!
– Ага, – подтвердил Дима, – «Хочешь острых ощущений? Летай звездолётами класса „Эн“!»
Я выпрямился в кресле и оно послушно приподнялось вслед за моей спиной.
– Ребята… Вы что-нибудь видели… во время перехода?
– Ну, да, – недоумевающе кивнул Васька, – Вспышки, там… Искры…
