– Сколько до берега? – мрачно поинтересовался Бинк.
– Двадцать восемь километров! – шкипер обвёл оценивающим взглядом наши физиономии и добавил:
– Можете оставаться! Только грависы и рюкзаки – за борт!
– Как за борт? – дёрнулась Илга.
– Я не могу рисковать! У меня отнимут лицензию!
– И ничего нельзя сделать? – сквозь ветер прокричал Китс.
– Извините, доктор… Больше из этого корыта не выжмешь!
Мы молчали. В тёмной дымке не было и намёка на берег. Пусть шхуна – «корыто». Но наши «стрекозы» и вовсе утлые скорлупки…
– Ненавижу море, – сказал Бинк.
Хлестал ливень. Мы плотнее натянули капюшоны.
– Оставайтесь, доктор! Вам-то зачем рисковать? – крикнул шкипер.
– Я дал слово!
– Как знаете…
Заскрежетал механизм. Створки разъехались, освобождая проход. Поддон с грависами скользнул вверх, накренился…
Резкий толчок и мы за бортом!
– …твою мать! – заглушая рёв ветра, далеко разнеслось над солёными волнами.
Теперь понимаю, что гонки по улицам – мелочь, детская забава…
Вверх-вниз… вверх-вниз… Гора. Впадина. И всё это не стоит на месте, оно движется… Будто чья-то чужая воля играет тобой. Подбрасывает к низким тучам, и опять швыряет к тёмной бездне… Захлёстывает солёными брызгами, опрокидывает шлепком гигантской ладони…
Я кувыркаюсь во тьме, судорожно вцепившись в руль. И хватаю воздух, вырвавшись к свету.
Человеку это не под силу. Но умные приборы делают своё дело. Защитное поле смягчает удары. А гравикомпенсаторы, будто магнитную стрелку, опять выравнивают «стрекозу» в исходное положение.
Техника ещё держится.
Поэтому мы до сих пор живы.
Берега не различить. Но я смотрю на экранчик навигатора и вижу извилистую линию… Вот он, далеко выдающийся мыс. Если зайдём за него – у нас будет шанс. Море там должно быть тише… И у берегов есть пологие склоны.
Стараясь держаться гребня волны, я чуть поворачиваю руль. «Стрекозу» швыряет вправо и едва не опрокидывает. Сзади, у самого уха доносятся ругательства. Это хорошо. Васёк – со мной. Кажется, у него прошла морская болезнь…
Чуть в стороне, то исчезая в хаосе волн, то опять выныривая, болтается гравис Бинка. Я успеваю разглядеть три крохотные фигурки.
Пока все целы!
– Земля! – орёт Лубенчиков.
Вижу.
Тёмная, неясная полоса вырастает из дымки.
Спустя минут пять, я различаю мыс. Надо обойти, скрыться за его изгибом… Я прибавляю хода. А волны и ветер будто звереют, чуя ускользяющую добычу.
Скорлупка грависа идёт между валами. Несерьёзная человеческая поделка…
Я смотрю на индикатор энергоэлементов. Сейчас они работают на пределе. Зелёный столбик – всё короче… Красная метка всё ближе… Сначала вырубится защитное поле. А потом…
Какая разница, что будет потом?
Главное, нас не будет…
Руки болят. Спина, как чугунная.
Но очертания берега, ещё туманные, приближаются с каждой минутой…
– Вот фигня… – бормочет Васька.
Земля уже рядом. Меньше километра. А толку?
Вправо и влево тянутся отвестные скалы. Кипящие буруны у их подножия… Нас разобьёт о камни. Даже если уцелеем после первого удара – без разницы. Гравис не вертолёт, ему не подняться круто вверх…
Бинк что-то орёт и машет рукой. Его «стрекоза» вырывается вперёд.
Мы движемся за ним.
Берег однообразен. Чёрт бы побрал эти живописные каменные обрывы! Зелёный столбик индикатора – у красной метки. В багажнике ещё два энергоэлемента… Но нас это не спасёт.
– Он что спятил? – вдруг орёт Васька.
Я тоже понял.
Гравис Бинка несётся к земле. Прямо навстречу пенистым бурунам…
Я кричу. Но ветер заглушает крик.
Я жму кнопку «газа». Максимум скорости. Энергоэлементы вот-вот сдохнут.
Вверх-вниз… Вверх-вниз… К тучам, и опять к тёмной бездне… Солёная вода во рту… Шлепки гигантских ладоней…
И только метров за двадцать до берега, я различаю проход. Выравниваю руль и вслед за Бинком ныряю под каменные своды…
Темнота. Прыжок. И мы вылетаем по ту сторону.
Почти в тот же миг вырубаются энергоэлементы на нашей «стрекозе». Антигравная «подушка» держится ещё несколько секунд. По инерции мы летим над водой и даже ухитряемся не перевернуться.
Удар. Кувырок… «Стрекоза» опять обретает вес. И вместе с нами идёт на дно.
Только мы особо не огорчаемся. Всплываем, отфыркиваемся и по шею в воде бредём к заветному песчаному пляжу…
Покой… Гармония… Блаженство…
Это сказочное блаженство, чувствовать под собой надёжную земную твердь.
И пусть ливень полощет сверху… Нам все равно.
Я заворочался.
Так мало человеку надо для счастья. И даже этой мелочью не дают спокойно насладиться.
– Лёха!
Кто-то тормошит, дёргает…
Я открыл глаза. И увидел над собой склонившуюся Илгу.
– Илгочка… Детка… Отдохнём чуток…
– Отдохнём. Только не здесь, – она чувствительно хлопнула меня по щекам. Ух, неугомонная!
Я приподнялся, сел. А Илга занялась следующим «пациентом»:
– Васёк, вставай!
Он перевернулся на другой бок. Это ему мало помогло. И тогда Лубенчиков разразился фонтаном фраз и междометий. Из которых, в переводе на литературный, следовало – ближайшие сутки он точно не намерен покидать пляжа.
Вот, балбес!
Истинно женская добродетель – настойчивость. Принцесса была наделена ею сполна. И продолжала расходовать утончённые педагогические усилия на явно неблагодарный материал.
Тут моё терпение лопнуло. Иногда простые средства – самые эффективные.
Я подошёл и двумя крепкими пинками помог Лубенчикову выйти из состояния ступора.
Бинк и Китс – уже на ногах.
Пока Васька заново осваивал прямохождение, мы втроём успели перетащить с мелководья гравис. Хоббит извлёк севшие энегоэлементы, достал из багажника запасные. Вставил. Что-то поковырял.
И машина опять ожила.
Я без труда перегнал её в укрытие. Здесь было нечто вроде пещеры, образованной нависавшим горным склоном. Защита от дождя, ветра и любопытных глаз.
Внутри – довольно сыро. К счастью, в нашей кампании был кое-кто с хозяйственными задатками. Илга уже установила в глубине пещеры обогреватель. И расстелила термоодеяло. Чтоб не сидеть на холодном камне.
