– Были у нас несогласные, – не выдержала паузу наемница. – Ты не подумай, хорошие ребята, бойцы отменные… только, ну, принципиальные, вот вроде тебя. Тоже методы Полка им не нравились, чистыми остаться хотели. Короче, свалили они, спокойно, без шума, долю свою забрали и ушли, а девчонка вроде с ними увязалась.
– А в какую сторону подались, в курсе?
– Так туда же, куда и мы, – на юг, в горы.
Ключник испытующе заглянул в глаза Стерве. Нет, не врет – значит, нам туда дорога… Что ж, совместное путешествие продолжается.
Глаза в тени. Неподвижные черные монеты, обрамленные светлыми полукружьями. Немигающие. Владелица их лишь шевелит шеей, поворачивая голову в нужном направлении, да коротко, незаметно перелетает с места на место, неотступно следуя за нелепой троицей. Птица, которой здесь не должно быть, – да-да, все та же странная сова. Сидит на ветке, словно вслушиваясь, осмысливая (разве такое возможно?) звучащие вдалеке слова. Наблюдает. Еле заметный шорох заставляет пернатого соглядатая вздрогнуть и резко, впрочем, абсолютно бесшумно повернуть голову почти назад, не меняя положения тела. Огненная молния в зелени листвы, но движения ночного охотника отточенны и беспощадны – в кривых сильных когтях уже сжато пушистое рыжее тельце. Любопытные бусинки глаз и задорно сморщенный нос, тонкие кисточки на острых ушках и топорщащееся веером украшение-хвост – белка. Несчастный зверек, на свою беду, оказался в поле зрения хищника. Вот только совсем не похожа белка на затравленную жертву. Она возмущенно трещит что-то на своем древнем наречии и нахально, что есть силы хватает мелкими острыми зубами грубую морщинистую лапу. Сова по-человечески, словно обжегшись, поджимает конечность, кажется, еще мгновение, и она начнет дуть на пострадавший участок. Добычу птица тем не менее отпускает и бочком сторонится, давая зверьку место. А проныра-белка меряет негодующим взглядом недавнюю противницу, можно ведь было и сразу догадаться – разве могут интересовать те трое простую лесную тварь? Жительница Мирового Древа, что стремительно носится вверх-вниз меж ласкаемой ярким светом кроной и влажным полумраком, питающим корневища. Бессменная посредница, посыльная меж Небесным и Подземным – вездесущая ябеда Рататоск. Да, могущественные силы интересуются этим представляющимся окончательно потерянным мирком и ролями в нем хромого калеки, зарвавшейся девчонки и сопливого мальца.
К полудню следующего дня путники, миновав несколько покинутых сел, вышли к еще одному затопленному городку. Из раскинувшейся сколько хватает взгляда громадной грязной лужи словно вырастали полуразвалившиеся стены, мелкая рябь волн гнала по покрытым водой улицам разлагающийся мусор: кривые стволы деревьев, торчащие то тут, то там, уже никогда не могли украситься зеленью листвы. Слякотный туман и ни с того ни с сего зарядивший мелкий дождь придавали картине еще большую безнадежность. На покосившихся железных опорах заржавленный жестяной лист извещал гостей о названии населенного пункта. Когда-то черными буквами на белом фоне, а теперь просто трудноразличимыми сквозь следы коррозии здесь значилось: «Вадим», ну, или что-то в этом роде.
– Чего застряли? Пошли, нам еще лодку искать. – Ключник сдернул с себя рубаху, промокшую в этой влажной взвеси. – Добро пожаловать, здесь начинается Разлив.
* * *
Потом, под хлопающим парусом подтекающей лодчонки, доставшейся им после еще одного обыденного убийства, когда Рахан неторопливо снял стягивающие тело повязки, Стерва и Ванко еще раз удивились. Они удивились тому, как плечи солдата за короткий срок налились упругой силой, а освободившаяся рука оказалась полностью работоспособной. Просто им было невдомек, что некогда в процессе подготовки Ключника очень много внимания уделялось такому важному свойству живых организмов, как регенерация.
А впереди была еще долгая водная дорога, шесть сотен верст воды, а дальше – новые спутники, ледяные горы, обдуваемые всеми ветрами степи и сухие обжигающие пустыни. Таинственные и нелегкие странствия, неотъемлемая часть становления Воинов Духа, так необходимые алчным до бездумного почитания богам паломничества. Ставшие священными в бесчисленных пересказах набожных проповедников и горькие, полные лишений для непосредственных их участников. Путешествия, в которых, по словам забытой легенды, в спину странникам дышали демоны ада, а в лицо радостно скалилась сама Смерть…
Глава 9
Ответь навскидку, не обременяя себя мучительным раздумьем. Скажи – кому доверишь судьбу прокаженного мира? Благонравному судье, что не слышит голоса сердца? Нет, скорее раскаявшемуся убийце, отчаявшемуся в ожидании своей участи. Увлеченному собственным процветанием торговцу? Уж лучше клейменому рабу. Не ведающему бед, пышущему здоровьем юнцу? Нет, калеке, познавшему боль. Все просто – нельзя проникнуться пониманием, не испытав терзаний собственным телом. Оценит бремя страданий праздный обыватель? Нет, это дано поэту. Потерявший веру в душе никогда не сравнится с нищим проповедником. А впавший в маразм старец не сможет взглянуть на мир глазами ребенка. Наемник, калека, невольник, монах, менестрель и дитя – так сказано в Пророчестве.
В месте, которое здесь и которое везде. В странном пространстве, которое есть и которого нет, скорее, оно вообще Непространство. Во время, которое сейчас и которое никогда, а также вчера или завтра. На изнанке реальности, далеко за пределами всех измерений парит Нечто. Назови его Дворец Императора, и воображение услужливо нарисует тонкие шпили с ажурными флюгерами, резные зубцы уходящих ввысь стен, бронзовые цепи, что удерживают тяжелый подвесной мост, переброшенный в Никуда. Скажи «Остров», и увидишь, как бирюзовые волны энергий омывают белоснежный песок пляжа, изогнутые пальмы, обремененные гроздьями спелых плодов, и как легкий дымок поднимается над тростниковой крышей хижины Отшельника. Или представь Темницу: замшелая кладка из неровных валунов, толстые ржавые прутья, перехваченные меж собой железными кольцами, и багровые отблески в узких бойницах – раскаленные жаровни ждут новых жертв Палача.
Не менее странные создания посещают иногда это место. Каждый волен видеть их по-своему. Увидим же так, как подобает истинным жителям нашего мира.
Женщина. Золотистые кудри непослушно выбиваются из сложной высокой прически. Правильное, из мрамора выточенное лицо, прекрасное – холодное и живое одновременно. Одежда, скорее, ее отсутствие – тончайшее плетение паутины в драгоценных искрах. Безукоризненной формы ноги в высоких сандалиях фривольно заброшены на подлокотник деревянного кресла. Она сидит, покачивая ступнями, и наматывает на мизинец солнечный локон. А маленькая сова, примостившись на спинке, невозмутимо чистит перышки.
Мужчина. Темноволосый и растрепанный. Его непокорные космы не созданы для черепашьих гребней. Руки в обхвате больше бедра иного атлета. Шары мышц, как живые, играют под бронзовой кожей при каждом намеке на движение. Мощные ноги широко расставлены, а узловатые пальцы напряженно стискивают поручни так, что дерево мнется податливой глиной. Взгляд исподлобья и опущенный подбородок; есть что-то бычье в облике, готовность к броску – не дань обстоятельствам, а суть. Не удивительно, что его аватара – дикий тур.
