— Много их там? — не отрывая взгляда от пламени, поинтересовалась Венди.
Вик оценил хладнокровие девчонки и то, как она психологически верно перехватывает инициативу. Затем, игнорируя недобрые взгляды, глянул наружу — гостями, как селедкой, был плотно забит весь коридор. Положить гранату в самую гущу и собрать фарш со стен — кого не порвет, того затопчут? Вик пожалел, что не соорудил в лаборатории что-нибудь феерично-осколочное.
— Не. Человек сорок.
Ответил он с таким же показным равнодушием — работать на публику умел не хуже какой-нибудь статутной княгини. Жизнь сермяжная научила. Визитер от сказанного слегка опешил, и, пока пытался сформулировать дальнейшую линию поведения, Венди снова опередила:
— А хотят чего?
Игра начинала Вику извращенно нравиться. Настроение было поганое — под стать самочувствию. В конкретной ситуации, чтобы не задавили морально, а потом и на самом деле, необходимо было отчаянно наглеть.
— Не говорят, — буркнул Старьевщик.
— Эта сучка, — прошипел мужик, — мне второго дня сопатку своротила, а тут…
— Так вправь ему нос на место, и дело с концом, — лениво прервала на полуслове Веди.
Насчет «сучки» Вик был готов согласиться, тем более что причиной настоящего визита вроде бы оказался вовсе не он. Но доигрывать роль нужно было до конца, поскольку разбирательствами — где хозяйка, а где слуга — толпа обычно себя не обременяет. Или Вик просто немножко оправдывался перед самим собой. Потому что тон и смысл приказа-совета он уловил безошибочно.
Почти не замахиваясь, Старьевщик двинул раскрытой ладонью в злополучный нос. Хрящ с треском сложился внутрь, а не ожидавший подвоха мужик опрокинулся назад. Упасть не получилось — поддержали. Вик отступил назад и выхватил стрельбу, прикидывая — дробь в стволе или пуля. Никак не мог припомнить, но хорошо бы, если все же картечь. Зуб опять взныл от резонанса — механист к этому уже начинал привыкать. Народ угрожающе зароптал, но лезть на рожон пока поостерегся — все правильно, значит, делалось.
— Убью, — пообещал мужик, — из-под земли достану.
Старьевщик бровью не повел — таких обещаний наслушался за свою жизнь порядочно. Главное, что сейчас стрельба людишек охолаживает, а до будущего еще дожить надо.
— А если поговорить охота, — Венедис тактически своевременно оказалась рядом со Старьевщиком, — то ты говори, а не сходняки устраивай. Ты здесь кто — мулла, чтобы суды править?
Сходняки… надо же, какими мы словами разговаривать умеем… Вику такая Венди показалась чуть меньше по душе, чем в роли изысканной ханум. Душа, она, как известно, чаще тянется к прекрасному.
— А тут тебе и не каганаты, но, если надо, такой шариат устроим — мало не станет. — Мужик, кривясь, оттер рукавом кровавые сопли. — Предъявить найдем что.
Девушка вопросительно изогнула бровь:
— Да ну? Сломанный нос и отбитые яйца покажешь? Где, кстати, тот твой друг нетерпеливый? Болеет?
— Вопросы, что ты прежде задавала, предъявлю, — взвился мужик, — очевидцы есть! А после — как твой механист, да-да, признали люди, — жест в сторону Вика, — ночью в тайгу ходил, спросим! И чего потом от заимки, что в трех часах ходьбы отседа, одни головешки остались. Да пара мертвых. И послед — ой, какой нехороший послед на том месте теперь! Ответишь, ведьма?
Ответит. Ловко у нее это получилось. Вику в свое время вдоволь пришлось пообщаться с ханскими расследователями. До оскомины на зубах и колик в печенках. Боль копилась ласками заплечных мастеров, а изжогу вызывали задушевные беседы с участливыми дознавателями. Тогда он постиг на собственной шкуре простую вещь: когда знаешь, о чем тебя спросят в следующее мгновение, — ты победитель. А неожиданно предъявляемые расследователем один за одним сбивающие с толку факты ввергнут тебя в состояние загнанной жертвы.
Все-таки попал кому-то на глаза, кто его знает, и поход в тайгу не остался без внимания. Худо дело.
По плохому сценарию их бы вытащили из гостиницы через полчаса, избитых и окровавленных, на какое-нибудь штатное лобное место, обратились к поселковой администрации за правдой, бросили в лицо обвинения, готовить ответы на которые уже не осталось бы времени, и скоро повесили на специально отведенной березе. Или сожгли бы или утопили в Сосьве — какая тут практикуется высшая мера социальной защиты, Старьевщику узнавать не хотелось.
Но это по плохому сценарию. А сейчас Венди знала, что так возмущает общественность Саранпауля, и пребывала в вооруженно-предупрежденном состоянии. Следующие слова девушки Вика тоже не удивили.
— Отвечу. Но не тебе — судьям. А со слугой своим сама разберусь!
Очень живо Старьевщику представился унылый ветер, вяло раскачивающий безвольное тело, поскрипывающий сук, перетянутый махрастой грубой веревкой, и обязательно босые ноги висельника. Кто-то рассказывал однажды — мускулы умерщвленного сокращаются таким образом, что обувь соскальзывает сама собой. Вдобавок к этому расслабляется сфинктер и опорожняется мочевой пузырь. Неприглядное зрелище. Имелись все основания полагать — предварительную клизму для последующей эстетики в неотесанных приграничных землях ставить не принято. И исполнять последние желания здесь тоже не в обычае.
Поднакачав себя таким образом, механист еще раз — понимал, что так надо, — подыграл своей попутчице. Он скользнул назад, в сторону, развернулся, держа теперь на прицеле и вход, и Венди, просипел, словно потомственный урка:
— Чужое вешаете.
— Расслабься. — Венедис успокаивающее вытянула ладонь. — Сказала же — разберемся. И если нужно, — она обратилась к толпящимся в дверях, — мы ему мозги ковырнем. Специалисты найдутся?
Мужик хоть и понял, что его только что обошли, как ребенка, но протестовать не мог. Придраться формально было не к чему. Он рыкнул, что направится сейчас в Совет, сговорится, когда слушание назначат, а за возмутителями спокойствия пока присмотрят, во избежание.
Венди хмыкнула и жизнерадостно послала его «да хоть в жопу». Имела право веселиться — ей удалось выиграть время. Зато, когда дверь захлопнулась, девушка нервно и требовательно уставилась на Вика:
— И какого черта ты там делал, Инженер?
Раскрываться полностью было все-таки рано, но как-то пролить свет на причину своих похождений стоило. Однажды давно, в чужой еще жизни, начисто стертой двумя годами войны одного против всех и исправительным годом рудника, Вик с Палычем ломали головы над феноменом машинальных предчувствий. Трудности вызывала отнюдь не детекция сопутствующих явлению всплесков, а построение алгоритма для выбора ключевого события из цепи неявных случайностей. Банальная интуиция представляла собой нечто другое, более масштабное и худо-бедно математическое. А тут энергетические привязки действовали много тоньше, и Палыч пребывал в уверенности: сумей человек рассчитать влияние будущего на сиюминутные порывы — он стал бы хозяином мироздания.
Похоже, мечте учителя теперь суждено стать легендой — Дрей Палыч был, наверное, последним гением электромагнетизма. Вик в этой области лишь подражатель, копировщик чужих схем.
