«Лошадь? Почему бы ей просто не пройтись? Тут идти всего ничего, скажу я», удивился Тэвис.
Под сверкающей луной они видели, как она шагнула на низкую стену и села на лошадь – свадебноё платье и всё такое.
Хоук сузил глаза весь в внимании. Его тело напряглось и он подавил проклятье, когда увидел как Рушка, который молча стоял рядом с ними, прочертил воздух жестом. «Что ты делаешь!», зарычал Хоук, сомкнув ладонь на руке цыгана.
Рушка прекратил и его карие глаза посмотрели на Ястреба с глубокой любовью и её большей печалью. «Мы надеялись, что он не придёт, мой друг. Мы приняли все меры предосторожности…рябиновые кресты. Руны. Я сделал всё. что смог, чтобы предотвратить это».
«Кто не придёт? О чём ты говоришь? Предотвратить что?», говорил Хоук сквозь зубы. Каждый дюйм его тела вдруг ожил. Весь день что-то терзало его, требуя, чтобы он принял меры, и сейчас это взорвалось накалом нервозности в его крови. Ему всего лишь надо было принять меры – но против чего? Что происходило? Грохот приближающихся лошадей сотрясал землю позади его.
«Он идёт». Рушка попытался вырвать руку из железного захвата Ястреба, только сдвинуть валун с груди было бы легче.
Стук лошадиных копыт переместился на холм, подтягиваясь ближе.
«Скажи мне», проскрежетал Хоук, сердито глядя на Рушку. «Сейчас».
«Хоук?», взволнованно спросила Лидия.
«Хоук», предостерёг Тэвис.
«Хоук». Хриплый голос его жены разрезал тишину ночи позади него.
Ястреб замер, его взгляд застыл на пожилом цыгане, который был ему как отец многие годы. Вспышка в глазах мужчины предупредила его о том, чтобы он не оборачивался. Сделать вид, что ничего не случилось. Не смотри на свою жену, говорили глаза Рушки. Он видел её отражение глубоко в карих глазах цыгана. Не оборачиваться. Невозможно.
Хоук оторвал разъярённый взгляд от Рушки. Развернулся на пятках сапог, медленно.
Его жена. И рядом с ней, на собственном чёрном боевом коне Ястреба сидел Адам. Хоук стоял молча, руки, прижатые к бокам, сжались в кулаки. Холм погрузился в зловещую тишину, ни писка ребёнка, ни хотя бы шёпота или взволнованного вздоха какого-нибудь арендатора.
«Хранитель знаний». Адам кивнул Рушке, подтверждая их давнее знакомство, и взгляд Хоука заметался между странным кузнецом и цыганским другом. Рушка побелел как только выпавший снег. Его карие глаза были огромными и глубокими, его худощавое тело неподвижно замерло. Он не ответил на его приветствие, но бросил взгляд на землю, неистово вычерчивая рукой эти странные знаки.
Адам засмеялся. Можно подумать, что ты ещё не понял, что пока это не помогает, старик. Брось это. Даже твоя…жертва…не помогла. Хотя она немного смягчила меня».
Лидия задохнулась. «Какая жертва?»
Никто не ответил ей.
«Какая жертва?», сжато повторила она. «Он имеет ввиду Эсмерельду?» Когда снова никто не ответил, она дёрнула Рушку за руку. «Это он?» Её глаза вернулись к Адаму. «Кто ты?», потребовала она, её глаза сузились, как у медведицы, приготовившейся защищать своих детёнышей.
Рушка потянул её к себе за спину. «Тихо, миледи», проскрежетал он сквозь зубы. «Не вмешивайтесь в то, чего не понимаете».
«Не говори мне, что я…», гневно начала Лидия, но закрыла рот под смертоносным взглядом Ястреба.
Хоук повернулся обратно к Эдриен и спокойно протянул руку, чтобы помочь ей спешится, словно ничего плохого не случилось.
Адам засмеялся снова, и от его смеха у Хоука мурашки побежали по коже. «Она едет со мной, Лорд Гриф».
«Она остаётся со мной. Она моя жена. И я Ястреб. Лорд Ястреб для тебя».
«Нет. Стервятник, жалкий зверь, что подбирает ненужные остатки. Она выбирает – был уговор, ты помнишь? Я спас твою жену за определённую цену. Цена теперь оплачена. Ты проиграл».
«Нет». Ястреб медленно покачал головой. «Она уже выбрала, и выбрала меня».
«Похоже, она передумала выбирать тебя», насмешливо ответил Адам.
«Слезь с моей лошади, кузнец. Сейчас же».
«Хоук!», предупредил Рушка, тихо и взволнованно.
«Хоук». Это голос Эдриен успокоил его. Заставил застыть в полушаге от кузнеца. До этого момента, внимание и гнев Ястреба фокусировалось только на кузнице. И он знал почему. По той же причине, из-за которой не спешил оборачиваться, когда слышал приближение лошадей. Из-за которой вместо этого смотрел на Рушку. Он боялся смотреть на свою жену, и того, что мог увидеть в её прекрасных глазах. Могла она на самом деле передумать? Мог он так сильно ошибиться? Он остановился, с рукой на рукоятке меча, и заставил поднять свои глаза на неё. Неуверенность, которая держала его в своём кулаке с первого дня, когда он увидел свою жену у кузницы Адама, мстительно охватила его.
Её лицо было гладким и лишённым каких либо эмоций. «Он говорит правду. Я выбрала его».
Он посмотрел на неё изумлённым взглядом. Не более чем искра эмоции мелькнула в её серебристых глазах. «Как он заставляет тебя лгать, милая?» Хоук отказывался верить её словам, цепляясь за свою веру в неё. Чем он угрожает тебе, моё сердце?»
«Ничем», холодно сказала Эдриен. «И прекрати называть меня так! Я никогда не была твоим сердцем. Я сказала тебе это с самого начала. Я не хочу тебя. Это был всё время Адам».
Хоук всматривался в её лицо. Холодная, сдержанная, она сидела на лошади, как королева. Величественная и недостижимая. «А чем к чёрту был Устер тогда?», зарычал он.
Она пожала плечами, приподняв ладони. «Милой прогулкой?», легкомысленно ответила она.
Хоук напрягся, его челюсти заскрипели. «А чем была конюшня в послеполуденные часы…»
«Ошибкой», ровно перебил его Адам. «Которую она больше не повторит».
Взгляд Хоука не сдвинулся ни на дюйм с лица Эдриен. «Это была ошибка?», тихо спросил он.
Эдриен склонила голову. Пауза в длину удара сердца. «Да».
Ястреб не увидел ни единого проблеска эмоции на её лице. «В какую игру ты играешь, милая?» выдохнул он, опасность вытекала из каждого дюйма его застывшей позы, заряжая воздух вокруг них.
Повисла тяжёлая бесшумная ночь. На холме ни один человек не шевелился, прикованный ужасной сценой, разворачивающейся перед глазами.
«Никаких игр, Хоук. Всё закончилось между нами. Мне жаль». Она ещё раз небрежный пожала плечами.
«Эдриен, хватит так шутить…», зарычал он.
«Это не шутка», оборвала она его с внезапной яростью. «Единственная шутка здесь над тобой. Ты же не думал на самом деле, что я могла остаться здесь? Да брось ты!» Она махнула рукой на великолепие свадебного праздника. «Я из двадцатого века, ты глупец. Я привыкла к роскоши. Тем штучкам, которые избаловали меня. Кофе. Горячий душ, лимузины, весь тот шум и блеск. Это было отличноё развлечение – вполне миленькое приключенье с одним из самых обворожительных мужчин…». Она улыбнулась Адаму, и он взял каждую унцию своей воли, чтобы не броситься на кузнеца и не выдернуть жизнь из этого высокомерного тела.
