– Давай, Ильяс, зачищай.
Ильяс пристраивается поудобнее на подоконнике и начинает отщелкивать – буквально отщелкивать, потому как выстрелы негромкие, – стоящих внизу зомби.
По сравнению с ним винтовка выглядит игрушечной, но я четко вижу, что мягкой пульки 5,6 мм вполне достаточно. Бывшие люди внизу один за другим валятся как тряпичные – словно кто-то выдернул вмиг из них стержень. Отрабатывает Ильяс быстро и аккуратно. Ну да, это было как в тире – и мишени практически неподвижны.
– Извини, Николаич, по детям не могу.
– Передай винт доктору. Доктор, придется вам зачистку закончить.
Кровью, что ли, вяжут. Или не могут и впрямь? А я такой весь из себя гнусный палач, детоубийца и пр. и тр.?
– А вам самим вроде невместно? Все равно если уж вдруг все образуется, то Ильяс за сегодня на пожизненное намолотил.
– Нет, просто у вас подготовка соответственная. Если бы понадобилось мне ампутацию ноги делать, я бы вас также попросил, а не сам взялся.
В этом есть некоторый смысл. Принимаю винтовку. Не упокоим этих троих, не спасем тех пятерых. Не спасем, будем себя чувствовать мерзко. А нам и так невесело, если честно.
– К слову, что это Андрей так от яблочного сока подпрыгнул?
Николаич хмыкает:
– В первую чеченскую их команда базировалась на побитом консервном заводе. Снабжение было такое, ну практически и не было снабжения. Особенно воды не хватало. А в подвале завода бойцы нашли складированный яблочный сок. Вот они его и пили, и умывались, и кашу варили, и чуть ли не стирали одёжу. После этого если встретишь человека, который яблок на дух не переносит, скорее всего, сможешь точно сказать, где он был в первую чеченскую.
Осматриваю винтовку. Старенькая уже, но многозарядная мелкашка. Прицел простой, освоить несложно.
– Значится, так, если вы потом будете меня этим попрекать, обижусь всерьез. Я уже один раз был гнусным палачом, сильно поумнел потом и в женском поле существенно разочаровался. Не хотелось бы это второй раз проходить и разочаровываться в вас…
– Не беспокойтесь, этого точно не будет!
Ну коли так, поехали… Главное, так учили – не воспринимать объект как человека. Не то что не думать, что вот человек с именем и фамилией и родственниками, а даже как фанерный силуэт не воспринимать. Прицеливаться в деталь одежды. Безотносительно.
Голубой кулек капюшона. Перезарядка. Значок с уточкой. Перезарядка. Розовая полоска шапочки. Перезарядка. Хороший бой у винтовки, точный. Да и дистанция тут – доплюнуть можно.
Только собираюсь отдавать винтовку, как из хорошо видной отсюда двери детсада вылезает еще один кадавр. Пузатый, крепко сбитый, лысый, в майке на волосатом торсе. Руки замотаны, видно его же рваной рубашкой, кровищи много. Умер еще вчера – по лицу видно. И уж так мне везет сегодня – снова кавказец. Ну это уже ни в какие ворота не лезет… Ну и получи в лоб. Потому как, кроме лба, никаких отвлеченных деталей одежды на нем нет. И мимо он пройти не даст. И детенышей вывести не получится, пока он нелепой куклой торчит посередке дверного прохода.
Потому плевать мне, что он был человеком, после трех упокоенных детенышей я и так остервенел – хоть в штыковую атаку кидайся. Но Николаич тянет у меня винтовку и говорит спокойно:
– А как вы думаете, может, нам и не нужно, чтобы люди в автобусе сидели? Если кто и подойдет, со второго этажа их перестрелять будет тоже несложно. Да и покормить их стоит, в туалет сходят.
Это как ушат холодной воды.
Хитрый, черт!
Конечно, я соглашаюсь. Ильяс с Сашей садятся в кабинете на втором этаже – вчера именно отсюда мне махнул рукой Сан Саныч. Компашка из автобуса, включая пуделишку, благополучно добирается до буфета и начинает приходить в себя. Застряли мы тут надолго со всеми этими делами. Я думал, быстрее разберемся. А теперь еще надо ломиться в детсад. Потом опять же еще и их приводить в порядок. Николаич тем не менее спокоен: единственное, что им с Андреем не понравилось сегодня, это то, чем они гордились вчера – те пятеро грабителей у магазина получили по пуле в голову. Красиво, конечно, элегантно. Но это почти полтонны ценного мяса для зомби. Получается как с теми, в Петергофе.
А это нехорошо по-любому. Получается, что тактические и стрелковые аксиомы надо пересматривать.
Пора, однако, выдвигаться в детсад. Еще раз осматриваем зачищенную местность – пришедшего откуда-то из-за машин одинокого зомбака кладем к упокоенным. Все, пора идти.
Ударная тройка – Володя, Николаич, Андрей. Я опять в обозах. Ну да это меня и не огорчает. Стрелковая подготовка у них лучше, видно, что и в тактике они куда лучше разбираются. Бдительно и внимательно озирая окрестности, доходим до самых дверей. Никого. Перешагиваем через мужика в майке, троица включает «налобковые» фонари, хотя вообще-то достаточно светло. В коридоре набрызгано и налито кровищи, но никого. Все двери закрыты. Лестница. Тоже пусто. Три двери. Андрей стучит костяшками пальцев в среднюю. По ней, очевидно, колотили окровавленными руками, кровь уже обсохла. Но аккуратный Андрей старательно выбирает чистый кусочек и перчаток не снимает.
– Это вы? – Женский встревоженно-радостный голос.
– Да, это мы! – Ну а как еще ответишь.
– Вы все проверили?
– Двор, коридор, лестница чистые. В комнаты не заходили, и не собираемся.
Щелкает щеколда и какой-то замочек. Дверь потихоньку открывается, виден глаз. Удовлетворившись осмотром, хозяйка глаза открывает дверь как следует, и мы видим второй глаз, ее лицо, фигуру и четырех детенышей в маленькой каморке. Здесь явно хранилось белье. Кастелянская, что ли?
– Краса Эрастовна Безсчастнова, повариха. А это Сеня, Лика, Аллочка и Аревик.
То, что повариха, это заметно. Настоящий кинематографический штамп – полная, добрая, уютная и бойкая. Дети, как это ни странно, достаточно спокойно на нас смотрят; если и плакали, то уже угомонились и сопли им было кому вытереть.
– Там внизу папа Аревик должен быть. Он сначала ломился сюда, хотел вынести дверь, чтоб забрать дочку, но мне удалось его убедить не делать этого. Попросила его лучше расчистить дорогу на выход и… и полечиться, чтобы дочка не заразилась.
– Мы сходим. Посмотрим. Вы пока запритесь.
Спускаемся вниз. Андрей с Николаичем рассматривают следы. Получается, что этот кавказец сначала пытался выломать дверь, отбиваясь от насевшей нежити, а потом просто растаскивал кусающихся детенышей, и возможно и взрослых, и распихивал их по пустым комнатам. Видно, что руки ему обгрызли сильно, но дорогу дочке он и впрямь расчистил. Силен мужик, уважаю. И в знак уважения оттащу труп за угол, чтоб для дочки папа еще остался живым. Андрей помогает, так как покойный весит за центнер. Ну вот, это все, что мы можем сделать. Ну и, разумеется, помочь дочке.
Андрей невозмутимо обхлопывает карманы мертвеца. Вытаскивает ключи с брелками.
