– Это твоя жизнь. Судьба, если угодно.
– Ты! – сказал Князев громким отчетливым шепотом. – Ты придумал мою жизнь такой!
– Она тебе не нравится? – холодно поинтересовался Костя, с аппетитом уплетая картошку.
– Не во всем. Поэтому я, пользуясь, так сказать, случаем...
Он вдруг умолк и несколько минут наблюдал, как Костя ест. Выражение сосредоточенности, поиска на лице Вадима сменилось выражением брезгливости.
– Создатель!.. – сказал он, кривя губы.
– Видишь, – пробурчал Костя с набитым ртом, – ты все понимаешь. И запомни: не люблю, когда меня пытаются использовать. Слишком часто последнее время это хотели сделать все кому не лень в моей собственной, реальной жизни, чтобы я позволил нечто подобное литературному герою, которого сам придумал.
– Ты бываешь порою непростительно небрежен с миром, который создаешь.
– Напротив, я очень внимателен к нему. Просто мы с тобой по-разному воспринимаем некоторые вещи.
– Зачем ты отправил ее топиться?
Костя ел с аппетитом. А разговор... Его в любой момент можно было прекратить.
– Она не утонула.
– Но что пережила!
– Это был ее выбор.
– Лицемер! Терпя поражение в собственной жизни, ты заставляешь страдать людей!
– Вы не люди, – сказал Костя. – Вы текстовый файл.
– Я похож на текстовый файл?!!
– Все идет, как идет, Вадим, – сказал Егоров. – То, что ты сидишь напротив меня, всего лишь говорит о том, что мир, который я создал, – живой. Но, как и два месяца назад, творец его по-прежнему я. А ты сегодня что-то неубедителен. Я не очень поверил, что ты действительно любишь Ольгу и хочешь быть с ней. Ты просто в очередной раз стараешься потрафить собственному самолюбию, тщеславию. Красивая машина, красивая женщина... Какая разница?
Он доел картошку, поставил тарелку в мойку и включил чайник.
Вадим некоторое время с выражением жалости смотрел на него. Наконец поднялся, все еще вертя портсигар в руках, но медлил уходить, хотя было ясно, что разговор окончен.
– Можешь ты, по крайней мере, избавить меня от этого мужлана? – спросил он. – Кажется, она собирается притащить его на юбилей капитана... Только этого не хватало. – Костя молчал, не глядя на него. Вадим воскликнул: – Хоть бы он слетел на своей таратайке где-нибудь в кювет и свернул себе шею!!!
– Не дождешься, – прогудел из комнаты низкий голос.
Вадим замер.
Костя повернулся. Этого следовало ожидать, подумал он. Паноптикум...
– Явился, – с мстительным удовольствием сказал Князев, выходя из ступора. Он осторожно положил портсигар на край стола и крепко сжал кулаки; щелкнули костяшки пальцев. – Вэлкам, чучело...
– Где же ты, навозный житель? – позвали из комнаты.
«Если я что-нибудь понимаю в ситуации, – подумал Костя, – они сейчас разгромят мою квартиру».
– Только попробуй, Вадим, – сказал он. – Обещаю крупные неприятности.
Тот рассеянно обернулся, и Костя увидел, что мысленно Вадим уже бьет лицо Стаса о свое колено.
– И ты тоже! – закричал Егоров в комнату. – Проваливайте оба! Выясняйте отношения на своей территории!
– А-а, черт... – Вадим вдруг осознал, что натолкнулся на препятствие. Он снова опустился на табуретку и посмотрел на Костю. Его трясло от возбуждения. «Странно, – подумал Костя, – разве таким я его писал, или это признак его... самостоятельности?»
– Там мы не можем, отец родной, – быстро зашептал Князев. Голос его подрагивал. – За нашу территорию отвечаешь ты. Ты ведь никогда не напишешь нашей битвы? Ты как кот Леопольд, твой принцип: «Ребята, давайте жить дружно!» А здесь мы на воле...
– Только попробуй, – твердо повторил Егоров, глядя в глаза своему герою, – именно такие, как он написал, ощущая его запах – аромат хорошей туалетной воды в сочетании с едва уловимым дымком дорогой кубинской сигары, – шантаж не входит в число моих приемов, но на этот раз я перед ним не остановлюсь.
Князев снова на мгновение застыл, а потом стремительно подался назад.
– Ешь свою картошку и черствый черный хлеб, – сказал он. – Это твое.
– Ты скоро, любимый? Я вся истомилась! – прогудел Стас из комнаты.
Вадим вскочил и ринулся из кухни. Костя бросился за ним.
Оба они замерли на пороге комнаты. Стас, в грязных шортах и потерявшей естественный цвет потной футболке, загорелый до черноты – в особенности руки ниже локтей, – сидел на диване, положив ногу на ногу. В руках у него была гитара.
– Ну вот, все в сборе, – сказал он, нехорошо улыбнувшись, и взял несколько аккордов.
Разве он умеет играть на гитаре? – в смятении подумал Костя.
– Из студенческого фольклора, – объявил Стас и, прокашлявшись, чуть фальшивя, запел на мотив мелодии «Blue canary», которую сделал знаменитой у нас в стране театр Вячеслава Полунина:
Граждане хирурги, давайте мыться.
Эй, сестрица, налей водицы.
Плюхнем в тазик растворчик мыльный,
Три минутки – и ты стерильный.
Анестезиолог – это я! – наденьте маску,
Расскажите больному сказку...
Тут Стас бодро заиграл мелодию народных частушек:
Жили-были дед да баба,
Дед на стройке был прорабом.
Он сломал себе ключицу
И поехал к нам лечиться...
«Каждый из них – это часть меня, как автора, – думал Костя, слушая Стаса. – Но только часть. Например, эту песню я не знал, для Стаса ее не придумывал, и в романе ее нет».
Глюканатик вольем по капле,
Наточите острее скальпель.
Вот катетер длиною в метр —
Аккуратно введем в уретер.
Счастье для хирурга – благо больного:
Все, что мы отрежем, – чик-чик! – вырастает снова!
Стас умолк, мелодия оборвалась. Он отложил гитару и легко поднялся.
– Браво, – кисло сказал Вадим. – Я и не подозревал в тебе таких талантов... Ольга обязательно оценит их по достоинству...
– Я в этом уверен, – сказал Стас.
Вадим сделал шаг к нему. Костя негромко сказал:
– Вадим, предупреждаю...
Тот быстро обернулся и закричал так, что Костя на мгновение оглох:
– Один раз!! Один раз ты мог увидеть драку своих литературных персонажей, взявшихся из ниоткуда!
– Почему из ниоткуда... – с обидой в голосе сказал Стас. – Очень даже из откуда...
– Заткнись! – отмахнулся Вадим и продолжал, уничтожая Костю взглядом: – Ты мог увидеть драку двух элементов, составляющих текстового файла! Драку несуществующих – НА САМОМ ДЕЛЕ – людей! Все гении мира со времен Гомера мечтали об этом – а ты отказываешься!!!
