Денис даже присвистнул от изумления. А волк-то ведь понял его. Потому и сбежал. Вот интересненько бы знать, что он этому волку сейчас сказал, по-змеиному-то...
Он наклонился и зачерпнул из реки. Холода воды он совсем не ощутил. Точно вместе с уходящей змеиной магией в нем еще жила свойственная этому скользкому народу нечувствительность к температуре и презрение к опасности.
Вода с тихим плеском впиталась в песок, подсыхавший на валуне. Денис опустился рядом и закрыл глаза. Сначала его губы беззвучно проговорили заученные слова. Потом повторили их для верности. Понемногу подкралась, накатила усталость, пришло безразличие ко всему. Хотелось лишь одного – чтобы эта ночь поскорее кончилась.
Плечи мальчика тихо вздрагивали, в глазах защипали едкие слезы, а во рту появился привкус какого-то кислого металла. Тут же налетел ветер, взъерошил волосы, поднял полы куртки. Черное небо надвинулось ниже, над головой закружили предутренние звезды, все быстрее и быстрее. А потом пришли безразличие и бесчувствие.
Как он очутился в соседнем дворе, на детской площадке, как пришел в себя и добрался до дома, Денис совсем не помнил.
В квартире все было тихо, даже когда он в прихожей нечаянно скинул ботинок, упавший на пол, как показалось Денису, с артиллерийским грохотом взорвавшегося снаряда.
Бабушка Любовь Николаевна по-прежнему спала в кресле, поджав под себя ноги в мягких домашних шлепанцах и сладко посапывая во сне. Денис поправил на ней плед, виновато вздохнул и прокрался в свою комнату. Больше всего ему сейчас хотелось лечь и вытянуть усталые, натруженные ноги. Кое-где на них вздулись мозоли, хотя весенняя обувь Дениса была отлично разношена еще с прошлого года.
Он осторожно перевел вперед время на хронометре Маленького Мальчика и вслед за тем услышал тихий щелчок. Это на будильнике выскочила кнопка звонка и встала в "боевую готовность" – на семь часов. Все циферблаты и часовые табло в квартире, словно сговорившись, показывали пять часов. Время точно сдвинулось с точки замерзания, оттаяло и потекло дальше, как ни в чем не бывало.
Потом Денис торопливо разделся и нырнул в постель, думая, что заснет еще на лету – такая на него навалилась усталость. Но еще минут десять он лежал с открытыми глазами. А перед ним кружились картинки минувшей ночи – горы, ущелье, река.
Они походили на мерцающие галактики, только плоские и совсем круглые, как старинные граммофонные пластинки. Их вращение баюкало, усыпляло, вымывало из памяти горечь и страх. Так вода вымывает песок и мусор из каменного русла горного ручья, делая его гладким, отполированным как желоб водосточной трубы. И по этому чистому, освобожденному руслу памяти Дениса прозрачной водой заструились тихие, медленные сны.
– Дениска, ну, я не знаю! Сколько можно говорить тебе, чтобы ты не разбрасывал обувь, где попало...
Укоризненный голос из прихожей был таким домашним и родным, что даже вставать не хотелось. К тому же два часа сна после такой ночи – этого было, конечно, маловато! Тем не менее, Денис с трудом, но все-таки вылез из кровати. Он выглядел сейчас как сонный медведь из берлоги по весне – очумелый, всклокоченный и жутко голодный.
Любовь Николаевна чутким, тренированным ухом образцовой бабушки сразу услыхала, что внук уже встал.
– Умывайся! Чисти зубы! Завтрак на столе.
Судя по шелесту веника и тихому бормотанию, бабушка прибиралась в прихожей. Денис сейчас и представить себе не мог, что там могло твориться после его тайных ночных уходов и приходов. Да и все события минувшей ночи казались ему сейчас такими далекими, совсем нереальными. Поэтому он первым делом заглянул за дверь пожелать бабушке доброго утра и заодно осмотреться в прихожей.
– Представляешь, Деня?! Вчера я, оказывается, так и заснула перед телевизором! – всплеснула руками Любовь Николаевна. – Что ж ты меня не разбудил-то?
– Да я думал, ты просто задремала, – развел руками Денис, с ходу выпалив первое, что пришло ему в голову. – Эти сериалы сейчас круглые сутки идут, только успевай каналы переключать.
– И то верно, – согласилась бабушка. – Молодец, что ты хоть телевизор выключил. А то так и горел бы всю ночь. А с этими цветными телевизорами и до пожара недалеко, не приведи Господь. А я-то, видать, уж и впрямь старею... – вздохнула она, не переставая орудовать веником. Весь пол был изрядно заляпан засохшей грязью и глиной – следами ночного визита Дениса.
– Еще чего скажешь! – нарочито бодрым тоном воскликнул Денис и неуклюже обнял бабушку. – Какая еще старость, а?! Ты же у нас до сих пор спортсменка, комсомолка и первая красавица. Ясно?
– Ясно-то ясно, – улыбнулась Любовь Николаевна. – Только все-то ты врешь, внучек. Какая я теперь спортсменка, скажи на милость? Один спорт и есть, что веником махать.
И, очевидно, чтобы сменить тему, приводящую ее в смущение, строго взглянула на внука поверх очков.
– А ты где же это, друг ситный, так ботинки извозил? Весь пол в прихожей в песке да глине!
– Да мы... мы там с Тигрой... – замялся Денис. Но бабушка неожиданно сама пришла ему на помощь.
– Ладно-ладно, знаю уж вас как облупленных. Небось опять с этим Аветисовым задумали на каникулы какое-нибудь жульство? Вот и лазаете, где ни попадя!
– Ничего мы не задумали, – обиженно надул губы Денис, еле удержавшись от того, чтобы не вздохнуть со счастливым облегчением. – Знаешь, какая на улице грязища? Все тает, лужи сплошные...
– Вот именно. Все тает... – вздохнула бабушка и как-то странно поглядела на внука. – Самая весна теперь начинается. И ветер дует как шальной.
И прибавила как бы ненароком:
– А тебе, между прочим, вчера весь день звонили.
– И кто же? – равнодушно спросил Денис.
По сравнению с событиями минувшей ночи никакой звонок не имел значения, хотя бы даже ему звонили из...
– Какая-то барышня, – невинным тоном произнесла Любовь Николаевна и равнодушно пожала плечами. Точно девочки и в прежние времена постоянно звонили ее внуку по сто раз на дню.
– Что еще за барышня? – подозрительно осведомился Денис. В отличие от бабушки он, наверное, не слишком-то верил ни в эту самую весну, ни в связанные с ней маленькие случайности. В том числе и неожиданные телефонные звонки.
– Так ведь она же не представилась, – вздохнула Любовь Николаевна. – Спросила только тебя и тут же бросила трубку. И так раз десять за день, между прочим.
Последнюю фразу Любовь Николаевна добавила, слегка кривя против истины. Потому что три раза – это все-таки не десять.
Но если принять во внимание, что неизвестная девочка звонила сама и так настойчиво доискивалась ее внука, а также некоторые интонации в ее голосе, то Любовь Николаевна сочла вполне возможным взять на душу этот маленький грех. К тому же бабушка она была еще вовсе не такая старая, как некоторые, и прекрасно помнила себя девочкой-школьницей. Когда еще сама училась в восьмом классе. И тоже, представьте себе, в "Б"!
