Перед Денисом лежала дорожка. По ней, если изрядно потесниться, могли пройти в ряд человека четыре. С обеих сторон дорожку сдавливали каменные стены, и чем выше, тем ярче блестела на их поверхности толстая наледь.
Внизу же льда не было. Лишь иней, похожий на бархатистый мох, убелил камни, начиная примерно с метра от земли. Словно снизу исходило тепло, как это и бывает с землею весной, но выше оно терялось под воздействием холода гор. Видимо, поэтому над дорожками Лабиринта то тут, то там медленно поднимался туман. Так порой случалось зимой во дворе Денисова дома, когда прорывало рукав теплотрассы или оживала злополучная канализация под какой-нибудь замерзшей лужей.
Денис вытер рукавом куртки глаза и щеки, на которых, казалось, засохли так и не выплаканные слезы. Потом примерился и провел по стене лезвием кортика длинную царапину. Камень горных стен подался, хотя и с трудом.
Денис вздохнул – дело предстояло по всему видать нелегкое – и принялся за работу.
Спустя четверть часа на стене красовалась коряво выцарапанная надпись:
Здесь был Денис К. 17/21.
Цифры означали время. Число же Денис решил не ставить, и вовсе не потому, что лезвие плохо брало древний камень.
Во-первых, он не знал в точности, какие даты и числа сейчас в Архипелаге. Представьте себе, за столько дней погони вместе с Маленьким Мальчиком он даже ни разу об этом не подумал.
Во-вторых, из суеверия. Несмотря на все мрачные и смутные истории, слышанные им в Лицее о Лабиринте, Денис все-таки надеялся, что он все же сумеет отсюда выбраться, в течение, скажем, суток-двух. Картины тюремной камеры, как у героя Жана-Поля Бельмондо в фильме "Профессионал", в которой все стены были испещрены палочками пометок дней и месяцев, Денис упрямо гнал от себя.
Когда ты молод, тебе всегда присущ оптимизм, даже если ты угодил в запутанный лабиринт, откуда не знаешь выхода.
Затем Денис прочертил стрелку слева направо, вздохнул и оглянулся. Дело в том, что наш герой пока совершенно не мог сориентироваться, откуда он прибежал сюда.
Позади тянулась такая же дорожка, но уже в нескольких метрах она раздваивалась. Впереди же был прямой путь, по крайней мере, в обозримом пространстве. И мальчик, в одночасье решившись, зашагал вперед, по направлению своей же стрелки.
Денис дал себе строжайший наказ все время держаться только левой стены. Поэтому в случае тупика он должен был вернуться до ближайшего поворота. Таким образом Денис решил обезопасить себя от опасности кружить на одном месте и всякий раз возвращаться к собственной стреле на каменной стене.
Когда ты оказываешься в западне, даже если она соткана из камней и льда, очень важно уже с первых минут не пасть духом. Денис понимал, что чем дольше он будет сидеть под своей стрелой, тем скорее им овладеют отчаяние и страх. А затем придет безразличие. В первую очередь, к самому себе.
Нужно было двигаться. И к тому же в Лабиринте было ощутимо прохладно. О том, что будет ночью, Денис пока старался не думать.
Очень скоро его стали одолевать воспоминания.
Денис шагал, строго вдоль левой стороны стен, и думал о доме и родителях. О своих двух сестрах-бабушках, которые оказались такими разными и вместе с тем чем-то схожими, близкими людьми.
Потом он перебирал в памяти всех одноклассников, знакомых по двору, наконец, просто приятелей. Он нарочно не касался пока в своих мыслях самых важных для него сейчас людей.
Денис понимал, что ему будет очень больно и трудно думать о Маленьком Мальчике и его спутниках, оставшихся где-то далеко, в Черном Городе.
Он не знал, каким образом Кристина могла очутиться здесь, в мире, подвластном волшебству. Он никак не мог взять в толк, зачем судьба должна была повстречать их с Максимом. И чего ради тот вдруг потащил незнакомую девочку сюда?
Судя по его записке, Кристина тут уже угодила в какую-то беду. А он, Денис, теперь бродит взаперти, как медведь в зоопарке, не в силах помочь ей хоть чем-нибудь.
И, наконец, Денис гнал от себя все мысли о Максе и его злополучной записке. Но они неотвязно бежали за ним Шли вразвалку по ребристым граням дорожных камней. Ковыляли, выбившись из сил, но все-таки упорно тащились следом. Денису даже чудилось, что они призывно машут и зовут его – там, за спиной и очередным поворотом.
Но он упорно шагал вперед. Потому что чувствовал: стоит ему остановиться, дать слабину хотя бы на миг, и эти проклятые, предательские мысли его окончательно победят и положат на обе лопатки.
Когда Денис понял, что он задумался и только что пропустил очередной поворот налево, он сдался. Повернул назад, и ноги, словно сами, понесли его. Туда, где темнел еле видный проем, расщелина, более похожая на трещину в горном кряже.
Протиснувшись на три метра, мальчик понял, что так оно и оказалось. Это просто зияла большая трещина. Или, если так было угодно коварному волшебнику Озорину, ложный ход.
Тогда Денис нашел сухой выступ в стене, уселся на него, обхватил колени и задумался. Пришло время обмозговать самое трудное. И заодно дать отдых ноющей спине и гудящим ногам, которым и так сегодня здорово досталось.
Макс допустил серьезную ошибку. Если только это было ошибкой. Он написал, что следопыту можно верить. И назвал его другом.
Если бы сейчас рядом был Максим, Денис спросил бы его об этом без обиняков, что называется, в упор. Но Макса не было. И чем больше Денис думал, тем более странной и подозрительной начинала казаться ему вся эта история с запиской. И уж тем более – с письмом Кристины.
В том, что это был почерк Макса, сомневаться не приходилось. Знал Денис немного и почерк Кристины. Потому что запомнил его сразу, стоило ему однажды случайно увидеть, как она переписывала по просьбе их классной руководительницы какие-то мудреные методические материалы для родительского комитета.
Написал ли Максим по доброй воле свою записку, или его принудили, сейчас никто Денису подсказать не мог. Зато у него нашелся безмолвный подсказчик, который открыл правду. Это была сама природа и ее суровый глашатай – Горы Справедливости.
О бумаге Денис прежде не думал вовсе. Если бы этот листок, на котором Макс написал свою записку, обладал хоть какими-нибудь магическими свойствами, поначалу рассуждал Денис, они бы, наверное, уже давно проявились.
Теперь же он опять вспомнил сходство бумаги записки со страницами магической книги. И тут, и там буквы словно всплывали, поднимались из глубины, сокрытой магией.
А что, если предположить невероятное? Что мне это даст?
Эта мысль осветила сердце Дениса безумной, покуда еще неосознанной надеждой. Вдруг листок Максима – из той же бумаги, на которой написаны невидимые строки похищенной магической книги? А теперь получается, если верить следопыту – похищенной уже дважды?
