Ян держал на ладони красно-коричневую морскую скиталицу, и ему казалось, что где-то вдали он слышит волны – тихий, еле уловимый шепот прибоя.
– Мы ведь найдем их, Симеон? – тихо спросил Збышек, приглаживая растрепавшиеся волосы и незаметно смахивая слезу неуловимым движением, чтобы никто случайно не подумал, что она вызвана не этим бесконечным, иссушающим душу и сердце ветром.
– Найдем, – ответил Травник. – Непременно найдем. Море вернется.
В ушах у Яна вновь тихо зашумело, потом этот звук вдруг усилился – в нем было что-то зовущее, требовательное, заливающее тихим шелестом воображаемого прибоя сердце. Коростель отстранил рукой Симеона и нетвердыми шагами, спотыкаясь и проваливаясь в песок, побрел вперед, к высоким дюнам, туда, куда его неустанно звал древний и вечный неодолимый зов – зов моря, которого он никогда не слышал.
Когда Ян одолел несколько шагов, Травник издал тихое восклицание и, обернувшись, указал друидам на песок, по которому только что ступал Коростель. Несколько следов глубоко вдавились в песок, и в образовавшихся ямках медленно выступала вода. Глаза Эгле в мгновение ока стали удивительно большими и круглыми, и лицо ее буквально просияло. Травник закричал что-то Яну, но тут же закашлялся от налетевшего порыва пыльного ветра и, не дождавшись ответа, тяжело двинулся за ним вслед. А Ян Коростель по прозвищу Дудка все шагал и шагал по песку, осторожно держа в руке колючую морскую звезду, и пальцы его сжимались все сильнее и сильнее, и он чувствовал, как колючки ее жестких лучей давят и царапают ладонь мелкими иголочками, и от этой малой боли, казалось, уходила боль из души, боль большая, огромная, невероятная, вместе со страхом и отчаянием ушедшего дня. А звезда была крепка, как камень, остра, как иглы, и она словно вела, вела его вперед, туда, где пряталось, заплутало, провалилось это проклятое, это ненавистное, это величественное и невозможное море.
И только Март стоял недвижно, словно оцепенев. Плащ упал к его ногам в песок, и дорожная котомка свешивалась с плеча, норовя соскользнуть на землю. Март, прищурившись, напряженно всматривался вдаль, туда, за спины бредущих Яна, Травника и бегущей за ними Эгле. Обветренные губы молодого друида что-то неслышно шептали, а по запыленной щеке Марта, оставляя грязную дорожку, теряющуюся в уголке рта, медленно ползла влажная полоска – снова начинался ветер.
