– Зачем ты пришел сюда, друид? – прошипел Птицелов. – Ты забыл, что с сегодняшнего дня между нами война?
– Ты похитил моих людей, зорз. Два человека и одна деревянная кукла. Ты сделал это не в честном бою, а тайком, ночью, с помощью колдовских уловок. Я пришел за ними, и ты их отдашь, – жестко сказал Травник.
– Положим, одного из твоих людей я вовсе не ждал в гости, он сам явился без приглашения. Пришлось проявить гостеприимство! – Птицелов тонко усмехнулся краешками губ.
Ян услышал, как сбоку от него Книгочей отчетливо прошептал:
– Так я и знал… Чертов мальчишка!
– А рыжего пришлось захватить ему для компании. Парень так скверно переносил одиночество! Кукла же и вовсе принадлежала мне, и ее сородичи уже по ней соскучились. Впрочем, если тебе она так дорога, могу уступить, так уж и быть. По сходной цене… Чего ты больше желаешь – воевать или торговаться? Может, и сговоримся, а?
Птицелов откровенно насмехался. Снегирь двинулся было к нему, но Травник остановил его движением руки.
– Торговать – не воевать, – в тон Птицелову сказал Травник. – Если ты согласен, мы можем и выкупить пленников.
– А если нет? – спросил зорз, помахивая цветком.
– Тогда мы возьмем замок штурмом, – твердо сказал Травник.
– Ой ли? – недоверчиво протянул Птицелов. – С таким-то воинством?
Он оглядел друидов даже с некоторым сочувствием, словно был их союзником, которого подбивали на заведомо неудачное предприятие.
– Уж лучше давайте меняться. А то ведь поубивают! – Он махнул рукой на три окна, отворившиеся в одном из этажей башни. В них никто не показался, однако в простенках явно стояли лучники с наложенными стрелами на изготовку.
Верный лучшему принципу ведения переговоров с сильным соперником – ни в коем случае не идти на поводу, особенно если его предложения пока тебе выгодны, – Травник переменил направление разговора:
– Чем докажешь, что они у тебя в плену?
Ян понял, что мгновенная заминка в речи Травника была вызвана сомнением: живы ли они еще? Зорз, похоже, это тоже уловил.
– Мы пленных не убиваем, друид. Сразу… Хочешь увидеть – изволь.
Он резко свистнул и махнул рукой выглянувшему Коротышке. Тот кивнул и исчез в проеме окна. Сразу же вслед за ним в окне показался Збышек, связанный по рукам сыромятными ремнями. Непонятно было, ранен он или цел, но лицо его было смертельно бледным. Ян ободряюще помахал ему рукой, но Март не откликнулся и даже не шелохнулся. Через несколько секунд он исчез, и в окне появился четкий, словно вырезанный из дерева, профиль Колдуна.
– Где остальные? – взволнованно спросил Травник.
– Да ты не спеши, друид, – усмехнулся Птицелов. – У тебя не хватит достатка и за одного-то расплатиться. – В его интонации проскользнула некая уклончивость, которую друиды если и почувствовали, то не могли понять, чем она продиктована.
– Чего ты хочешь? – Взгляд друида стал жестким, и он уперся в Птицелова подобно мечу. Тот, видимо, понял, что балансирует на очень опасном краю. За несколько мгновений друида ничто не смогло бы остановить: ни меч, ни копье, ни отравленная стрела. Тогда Птицелов нарочито медленно отступил назад, уселся на свой пенек и, упершись руками в колени, несколько раз легонько качнулся, размышляя. Даже неискушенному Яну стало ясно, что зорз наверняка уже приготовился к подобной ситуации и сейчас только испытывает терпение друидов. В воздухе между ним и Травником словно натянулись невидимые стальные нити, и Птицелов словно проверял их на разрыв, во всяком случае, у Яна что-то отчетливо и противно зазвенело в одном ухе. Наконец Птицелов почесал подбородок и неожиданно широко улыбнулся. Он принял решение – или сделал вид, что решился.
– Слушай меня, жрец!
У Волынщика было уникальное свойство вкладывать в любое необходимое ему в эту минуту слово сразу несколько значений – от уважительного до оскорбительного, – и эти оттенки могли сосуществовать, и ты мог сам выбирать устраивающий тебя в эту минуту; Волынщик же брал на вооружение непременно все оставшееся, импровизируя на ходу.
– Мы тебе уже предлагали мир. Ты не прислушался к нашим словам. Пришлось сделать предупреждение. А за беспокойство надо платить. Мы согласны за твоих людей, за всех, что у нас, взять одного. Просто к нам попал не совсем тот, кто желателен. Ты ведь не прочь, одного на всех, а?
Книгочей шагнул к Травнику и тихо прошептал: «Симеон, это уловка. Этот дьявол что-то задумал. Не соглашайся».
– Да не шепчи ты, умный! – махнул рукой Птицелов. – Я его знаю немного и наслышан достаточно. Он же всегда других выгораживает. Тут же неплохо вырисовывается: всех наших пленников – и на одного! Ты же совестливый, друид. Ну, давай?
– Симеон, лучше я пойду, – тихо сказал с другого бока Снегирь. Он был непривычно бледен, но глаза его горели холодным решительным огнем. Ян стоял, не зная, что сказать. Он почувствовал горечь собственной незначимости, словно он здесь был посторонним и никому не нужным даже в смерти.
– Я согласен! – громко сказал Травник, и Книгочей опустил голову. – Пусть приведут моих людей.
– Ой-ой-ой, какие мы торопливые! – шутовски запричитал Птицелов, в притворном молчании обхватив голову руками. – И герои, что характерно! Я понимаю ход твоих мыслей, друид. Очень, кстати сказать, верный ход. Но только когда ты не играешь в мою Игру. – Зорз торжествующе улыбнулся.
– Что ты хочешь еще? – бескровными губами тихо проговорил Травник.
– Да ничего, друид. Ничего нового. – Птицелов явно наслаждался моментом. – Я же сказал, что мне нужен один человек. Я согласен на одного человека.
Птицелов нажал на фразу и, выждав мгновение, закончил:
– Но не тебя, друид Травник.
– Кто же тебе нужен в обмен? Не думаю, что смогу менять одних своих людей на других. – Травник мгновенно справился с ударом и теперь, что называется, закусил удила.
– Мне и не нужны больше твои люди, – с деланным небрежением лениво протянул Птицелов. – Мне нужен вот он!
И он указал на… Яна, стоящего справа и чуть сзади Травника.
– Он ведь свободный человек, Ян Коростель, не правда ли?
Птицелов приятельски подмигнул Яну.
И странное дело, Ян вдруг почувствовал, что этот человек, Птицелов или Волынщик, сейчас не причинит ему никакого вреда. Между ними вдруг возникло непонятное единение, и зорз глядел на Яна почти дружески, во всяком случае, искренне.
– Он не пойдет, – неожиданно громко сказал Травник, и Ян вздрогнул. – Я отвечаю за него, и поэтому пока он мой человек.
– Пока – что? – с интересом глядя на друида, спросил Птицелов. Теперь он выглядел доброжелательным и сочувствующим собеседником, искренне стремящимся прийти хоть к какому-нибудь соглашению.
– Пока он сам не уйдет, и тогда другие будут рядом с ним. Теперь же он проводник моего отряда, и поскольку он идет добровольно, я не имею права приносить его в жертву ради друидов, которые сейчас – воины в плену.
