– Как же ты его узнал, в таком-то обличье? – спросил Коростель.
– Что я, родного деда не признаю? – гордо сказал мальчик и тут же убежденно добавил: – Я его в любой одежде, в любом обличье открою.
– А тебе вообще-то как… не страшно? – Ян был немало озадачен рассказом ребенка.
– Поначалу страсть как напугался, – признался мальчик, даже слегка поежился от воспоминания. Во время разговора с Коростелем он поминутно оглядывался на занавешенное окно. – Потом ужо вроде как привык. Все равно, конечно, боязно, днем-то еще ничего… Но я ведь теперь хлеба много ем!
– Он, значит, несколько раз появлялся? – спросил Ян, не вдаваясь глубоко в хлебную тему. – А мать с отцом куда смотрят?
– Они не знают, – вздохнул мальчик. – Дед только ко мне приходит. Подойдет к окну и зовет: «Казялис, Казялис!» И пальцами так тихо пристукивает по стеклу, чтобы, наверное, родители не проснулись.
Мальчик тихо побарабанил по столу попеременно пальцами, показывая, как стучит дед.
– Казялис – это ты? – осведомился Ян.
– Я, – подтвердил мальчик. – Полностью буду Казис, а потом дальше – Казимир. А ты Ян, верно?
– Верно, – согласился Коростель, – вот и познакомились. Ну и что еще твой дед вытворяет?
– Вовсе он ничего не вытворяет, – назидательно ответил мальчик. – Он просто стоит и иногда так глухо шепчет: «Ты ешь хлеб, как я тебе велел, Казялис? Смотри ешь хлеб, иначе умрешь, как я».
Мальчик так похоже изобразил голосом рассказчика страшной сказки, что Ян, наверное, расхохотался бы, если б это не было правдой, а в этом он уже не сомневался.
– А ты не пробовал с ним заговорить? – спросил Ян.
– Пробовал, – махнул ладошкой мальчик. – Не в первый раз, конечно, когда он пришел, тогда я сильно напугался. А потом уже попривык, к окну только не подходил, а так, из комнаты говорил несколько раз: «Деда, деда! Ты зачем пришел сюда? Ты же умер!»
– А он?
– А он ничего… – ответил мальчик. – Замолчит на минутку, словно вроде как прислушивается, а потом опять за свое: «Казялис, Казялис, ешь хлеб, а то умрешь…» Он меня не понимает совсем, что ли.
– Наверное, – согласился Ян.
Мальчик уже не ел, просто отщипывал от корки маленькие крошки.
– Пора спать, а то утро скоро, – сказал Ян, вставая с лавки, и тут в окно спальни, где лежали друиды, крепко постучали.
– Выходи, Мотеюнас! – громко закричали снаружи, с подворья. – Выходи, поиграем!
Ян со всех ног бросился в спальню. Друиды уже сидели на кроватях, слегка осоловелые ото сна, и напряженно вслушивались в темноту за окном. Все уже были вооружены. Снегирь вынул из своей кожаной перевязи для метательных ножей тонкое синеватое лезвие и, крепко сжимая его в пухлой руке, угрюмо смотрел в окно.
– Это, похоже, и есть те ночные, о которых давеча говорил хозяин, – тихо прошептал Травник. Ян опустился рядом с ним на кровать, страх предательски обессиливал, подрагивали ноги в коленях, в животе тоже творилось что-то неладное.
– Мотеюнас! – За окном снова раздался глухой голос, словно человек говорил через платок или другую плотную материю. – Что же ты не выходишь? Мы же тебя зовем! Ты невежливый! А знаешь, что бывает с невежливыми, Мотеюнас?
– Наверное, надо выйти, раз зовут, – мрачно сказал Снегирь. – Хотя бы из вежливости…
Ян отчаянно массировал ноги, они вдруг затекли в одно мгновение. Травник, сидящий боком к Коростелю, не глядя, резко и коротко ударил его ребром ладони чуть повыше колен. Ноги тут же отпустило, а Травник уже обернулся – в дверях стоял хозяин, сжимающий в руках остро заточенный топор с широким массивным лезвием.
– Выходить не надо, – сухо сказал Мотеюнас. – Уже были такие, кто пробовал это. Не все вернулись в том же самом виде.
– Мы вообще-то всяких видывали, – молвил Снегирь. – Может, пора положить конец этим вашим страстям? Что скажешь, Симеон?
– Попробовать можно, – негромко произнес Травник. – Много этих ночных обычно приходит?
– Я не знаю, – ответил хозяин. – Голоса у них у всех одинаковые.
– И довольно наглые, надо заметить, – сказал Збышек. – Они чувствуют тут свою безнаказанность.
– Значит, вполне уверены в своей силе, – подытожил Травник. – Посмотрим.
Обменявшись несколькими фразами относительно того, как они будут действовать на подворье, друиды решительно направились к дверям. Яну было поручено прикрывать тыл маленького отряда.
– Подождите, – выкрикнул хозяин.
Друиды оглянулись.
– Я с вами, – решительно сказал Мотеюнас и с топором на изготовку шагнул вперед. Друиды выстроились по обе стороны двери и замерли.
Несколько минут на улице было тихо. Наконец опять раздались глумливые крики, и в окно спальни снова застучали. Дверь с треском распахнулась, и лесные служители выскочили на двор, в мгновение ока выстроившись полукругом. В центре стоял хозяин, крепко сжимая топор, внутри Ян оборонял двери. Из окна на них со страхом смотрела хозяйка, а из-за ее плеча выглядывал мальчик, поминутно кусая губы.
Никого во дворе не было, и друиды медленно двинулись вперед, постепенно расширяя полукруг. Ян по-прежнему спиной прикрывал дверь дома, Збышек дал ему свой кинжал, оставшись с коротким и широким мечом. Небо между тем посветлело, черную непроглядь сменил серый сумрак, и в деревню опустился мутный туман.
Едва только Коростель привалился к дверной ручке, ему показалось, что кто-то пристально смотрит на него. Такое чувство и прежде частенько выручало Яна во время войны. Ни одна стрела не коснулась Дудку, ни один камень или пика не ранили. Но сейчас ощущение было странное, словно на нем остановился взгляд внезапно ожившего дерева или булыжника, взгляд мертвый и живой одновременно, леденящий сердце и кровь в жилах. К тому же Ян никак не мог определить, с какой стороны на него смотрят. Он призвал мысленно на помощь остатки самообладания и приготовился к нападению.
Все произошло внезапно. Когда друиды растянулись настолько, что Март сумел осторожно заглянуть за угол дома, кто-то неожиданно спрыгнул с крыши прямо над головой Яна в центр защитного полукруга. Мгновенно обернувшись, хозяин отразил лезвием топора мелькнувший черный клинок. Напавший был облачен в мешковатый просторный плащ мышиного цвета, на голову его по самые глаза был надвинут капюшон. Натиск был так силен, что Мотеюнас еле устоял на ногах. Его тут же заслонил собой Снегирь, и его резкий выпад мечом заставил неприятеля отклониться назад. В ту же секунду Ян, повинуясь внезапному порыву, скатился со ступеней лестницы и что было силы ударил существо в спину, чуть ниже лопатки. Ночной мешком свалился к его ногам, и в ту же секунду в лежащего вонзилась запоздалая стрела Молчуна. Ян ошеломленно смотрел на поверженного врага, а убитый навалился ему на носки сапог, и он чувствовал тяжесть тела. Внезапно все поплыло в глазах, и Ян увидел перед собой лицо незнакомого человека с короткими рыжими усами и большим, с горбинкой, носом, щеку рассекал длинный и неровный шрам. Лицо неожиданно улыбнулось Яну, из-за шрама улыбка показалась кривой, но в глазах светилось облегчение. Видение промелькнуло быстрее, чем Ян осознал его, а сбоку уже рубились плечом к плечу Март и Травник. На них наседали четверо ночных в одинаковых плащах и капюшонах. Со стороны сарая тоже рвались пришельцы, им преграждал путь Снегирь. Он опрокинул широкую сломанную телегу, а Молчун посылал в остервенело лезущие через край серые капюшоны стрелу за стрелой. Через мгновение Ян уже был рядом, отражая ночных. В руке у него был зажат черный меч убитого.
