В воздухе явственно опускалась прохлада, и вместе с ней сильнее стали пахнуть листья деревьев и кусты жасмина, которыми был обсажен маленький флигель, где остановились друиды. В детстве маленький Ян очень любил это время, когда спадал летний зной и второй раз за день после прохлады раннего утра начинали благоухать яблоневые, сливовые и грушевые сады. Совсем карапузом он собирал воинство окрестных мальчишек, живших в крепости, и они отправлялись ближе к низеньким стенам и покосившимся бастионам играть в разбойников и сыщиков. Правда, эти городские воспоминания были очень короткими и отрывочными, но мальчишка хорошо запомнил правила игры и самое главное – неуемный азарт погони и схватки, пусть и на игрушечных мечах или наспех подобранных палках. А в деревне по соседству с хутором на отшибе, уютно называвшемся заимкой, куда его отдали на воспитание тихой и неразговорчивой женщине, никогда не снимавшей с головы серого шерстяного платка, почти не было ребят его возраста – все были постарше, поэтому мальчик Ян как-то незаметно подружился с девочкой Рутой, причем обстоятельства их знакомства были сами по себе забавны. Ян, любивший большие и сладкие литвинские яблоки, однажды залез в сад, где ему приглянулись сочные полосатые ранетки, однако был выловлен хозяином и должен был подвергнуться непременной в таких случаях воспитательной экзекуции хворостиной по филейным местам. Однако после короткого допроса, выяснив, кто такой Ян и с кем он живет, хозяин почему-то заметно смягчился, сменил гнев на милость и простил маленького воришку, велев своей маленькой дочке отсыпать ему полные карманы падалицы. Девочку звали Рута, и, как выяснилось за собиранием яблок, она всю жизнь мечтала о большой желтой бабочке с «косами» на крыльях. Ян, который был всегда не прочь поверховодить над младшими, сообразил, что речь идет о махаоне, но в лесу он не летает и выследить его можно только у реки. Рута напросилась идти с ним наутро на рыбалку и заодно «половить махавона», и отец, как ни странно, отпустил ее с Яном. Наутро Ян зашел за ней в деревню, а хозяйственная, хоть и немного ворчливая жена дядьки Юриса тетка Гражина напоила их горячим молоком с лепешками. Бабочку в то утро дети так и не поймали, однако с этого дня началась их дружба, и хотя в деревнях сирот не очень-то любили, родители Руты тепло отнеслись к мальчику, и Ян стал часто бывать в их большом, уютном и крепко сколоченном, как и вся их семья, доме.
Воспоминания нахлынули на Яна, и он не сразу признался себе, что было бы неплохо навестить и сердобольную тетку Гражину, и маленького Брониса, и, конечно же, Руту. Интересно, какая она теперь? Наверное, уже совсем барышня, со своими новыми, взрослыми женскими интересами, которая уже и подзабыла товарища своих былых детских игр. Ну и что, собственно? Они под конец их знакомства особенно не ссорились, вот только перед самим отъездом Паукштисов между ними словно кошка пробежала. Рута тогда стала нервной, раздражительной, ни с того ни с сего приревновала его к мельниковой дочке, хотя сама была еще, честно говоря, пацанкой, и Ян никогда не думал о Руте, что через год-другой она уже вырастет и тогда уже не спустит ему его подзатыльников за девчоночьи «предательства» и забавные розыгрыши, до которых Рута была большая охотница, особенно в присутствии других деревенских девчонок. Так они толком и не попрощались, семья Паукштисов уехала куда-то далеко, а через полгода и Яна сманили вербовщики, убедив, что лучше воевать за хороший харч и жалованье, чем потом насильно заберут рекрутом в ополчение. Харч был как у всех, не лучше, не хуже, а жалованье и вовсе оказалось мыльным пузырем. По возвращении Коростель в деревне повстречал мельникову дочь, ту самую, из-за которой у них с Рутой и вышла размолвка. Изрядно пополневшая, вышедшая два года назад замуж за старостиного сына, она поведала Коростелю, что когда он только отправился с отрядом копейщиков, с оказией приходило адресованное ему письмо от Руты, но Коростеля не было, и конверт куда-то затерялся. Больше писем не было, и вот спустя три года Ян неожиданно очутился в городе, где живет Рута, да еще и приглашен сегодня вечером в гости. Решив, что он себе никогда не простит, если упустит возможность повидать подружку детских лет и остальных Паукштисов, Коростель встал, заправил постель, наскоро умылся, расчесал волосы, ставшие мягкими и послушными после утренней бани, и прихватил Молчунову дудочку – ему нравилось ощущение мягкого футляра на боку, как будто кинжал, как у благородных. Травник по-прежнему крепко спал, но уже поспокойнее, без стонов и бормотания, тихо посапывая в подушку. Коростель осторожно притворил скрипучую дверь и вышел на крыльцо, чтобы сориентироваться, где там эта дорога, ведущая к дому дядьки Юриса. Через минуту он уже бодро шагал по булыжной мостовой в сторону базарной площади, думая, как-то его встретит Рута и с чем сегодня пироги у тетки Гражины. Марта Ян решил расспросить обо всем вечером – должен же он сегодня когда-нибудь вернуться, – а об Эгле он пока не знал, что и думать.
– Ну, проходи, проходи, – по-матерински обняв Яна, повела его в комнату тетка Гражина после того, как первые охи и объятия закончились и Коростель переступил порог дома Юриса. Хозяйка дома мало изменилась – такая же высокая и худощавая, с удлиненным носом и такими же длинными тонкими пальцами, только прежде – красными от холодной воды и вечной работы, а теперь – ухоженными, с аккуратными ногтями, кольцами и перстнями. Правда, нынешний образ жизни жены зажиточного торговца не изменил ни натуры тетки Гражины, ни ее непоседливого характера, не позволяющего ей сидеть в доме без дела. Стол был уже накрыт – хитрый Юрис, приглашая Коростеля на базаре, был уверен в своей хозяйке, всегда заботливой и хлебосольной. Коростель даже чертыхнулся про себя – ведь он не сразу решил идти к Паукштисам, а его тут, оказывается, ждали. Маленький Бронис, каким его запомнил Ян, вырос и превратился в смешливого и улыбчивого подростка с озорным нравом. Он беспрестанно возился с собакой – большим кудлатым псом неопределенной породы, гладил его, обнимал и норовил подсунуть кусочек мяса или пирога со своей тарелки. Разговоры за столом были об одном – как поживал Ян все это время, как выросли дети и как бежит время. Наконец хлопнула входная дверь, и собака побежала встречать хозяйскую дочь.
– А вот и Рута воротилась, – подмигнул Яну Паукштис. – Бьюсь об заклад, Янку, ты ее теперь и не узнаешь.
Размягченная от воспоминаний и выпитого красного вина хозяйка улыбнулась и тут же украдкой бросила внимательный взгляд на Яна, с улыбкой ожидающего, когда в комнату войдет его былая подружка.
Дверь отворилась, и в комнату вошла… Нет, это была совсем не Рута! Ян даже приоткрыл рот от удивления. К столу подошла смущенно улыбающаяся девушка в длинном сером сарафане, сероглазая, с ямочками на щеках и длинной и толстой светло-русой косой, конец которой с маленьким синим бантиком она медленно сгибала и мяла в руках. Именно эта ее еще детская привычка и напоминала о той, прежней Руте, над которой Ян верховодил и при случае мог отвесить подзатыльник или дать щелчка. Девушка была очень красива, причем совсем не той броской внешней красотой холодных светских красавиц, которых Ян видывал в военное время проезжающими в богатых экипажах с лакеями и охраной. В ней словно жило тихое и неяркое зимнее солнышко, пробивающееся сквозь лесные ветки ясным февральским днем, радующее душу и напоминающее сердцу – скоро весна…
