Ранним утром, когда над городом повис сырой туман, повозка двух лицедеев, нагруженная их нехитрым скарбом и декорациями балагана, выехала к городской заставе. Ярмарочные дни уже закончились, и еще одна повозка в ряду многих, уезжавших из города на протяжении всей ночи, не привлекла особенного внимания городской стражи. Не удивило сторожей и то, что правил балаганом на колесах неизвестный им симпатичный и весьма учтивый молодой человек. Ветряка и Половиныша хорошо знали в городе, в том числе и на заставах, и после удачных представлений и связанных с ними обильных возлияний их частенько вывозили из города нанятые для этого за гроши бездельники, поскольку сами актера в это время лыка не вязали. Караульный на приветствие возничего только махнул рукой, мол, все понятно с этими актеришками, и повозка беспрепятственно покинула город. Больше здесь никогда не видели Ветряка и Половиныша, а Птицелов и Клотильда принялись за долгое и кропотливое обучение своих новых слуг.
Удивительное дело: после того, как в телах людей-актеров навсегда угнездились кукольные души, их сущность неожиданно ярко проявилась и в людях. Длинный Ветряк очень скоро стал замкнутым, угрюмым и сварливым – таким же, как и его кукольная ипостась, которой вечно доставались роли неудачников, простофиль и обманутых мужей. В Половиныша же вселилась натура яркая, взрывная и артистичная, которая малые размеры тела актера-коротышки успешно компенсировала взрывным и восторженным характером, падким на всяческие шутки и розыгрыши. Вот только шутки Половиныша теперь стали недобрыми, и при мстительном и завистливом нраве он быстро стал натурой опасной и непредсказуемой, причем не только на язык, но и на скверные поступки и жестокие каверзы.
Когда обучение новоиспеченных слуг было завершено, Птицелов, любивший всему на свете давать собственные названия и характеристики, решил сменить обоим воспитанникам имена. Это была последняя часть обучения, и Сигурд хотел проверить, как воспримут Ветряк и Половиныш не только свои новые судьбы, но и новые имена. Над ними Птицелов долго не раздумывал: Половиныша он окрестил Коротышкой, что было совсем недалеко от истины, а новое имя Ветряка ему посоветовала Клотильда. У длинного и угрюмого воспитанника очень скоро проявился чуть ли не фанатичный интерес к куклам и всему, что было связано с актерским искусством и лицедейством, вплоть до умения искусно мастерить эти подобия живой натуры из самых разных материалов. А попросту – из всего, что только попадалось ему под руку. Скорее всего, и в прежней жизни у Ветряка были золотые руки, и именно ему приходилось мастерить новых кукол и чинить многочисленные поломки деревянных актеров и реквизита, всегда неизбежные в кочевой жизни маленького театрика.
– Раз у него такая страсть, пусть его именуют Кукольником, – посоветовала Клотильда, и Птицелов, немного поразмышляв для приличия, согласился.
Кстати, тогда за свои труды ведьма потребовала необычную плату – ни денег, ни секретов магии, а всего лишь самих кукол, в деревянных оболочках которых отныне были заточены души обоих злополучных актеров. Поначалу Птицелов наотрез отказался. Ему самому были интересны последствия этого дьявольского эксперимента, и Сигурд подумывал в будущем всласть повозиться и с куклами. Однако Клотильда, обычно совсем не жадная и весьма покладистая, на этот раз проявила удивительную неуступчивость, пригрозив в противном случае немедленно вернуть все сущности обратно. Могла ли она осуществить свою угрозу, или же ведьма хотела только припугнуть зорза, чтобы сделать его посговорчивее, но Птицелов после некоторых раздумий в итоге все-таки согласился. К тому времени он уже воочию убедился в немалых способностях Клотильды, хотя они и были связаны в основном лишь с отвратительными сторонами ее темной и мстительной души.
На том они и расстались. Птицелов получил двух слуг, преданных ему как верные собаки, а Клотильда ушла, унося в крепком дорожном мешке двух неподвижных черных кукол, на белых лицах которых навсегда застыло равнодушное выражение бесчувствия. И зорз, и ведьма были довольны сделкой, и теперь каждый лелеял свои собственные планы относительно того, как бы поискуснее и изобретательнее использовать полученные козыри. Впрочем, Птицелову и Клотильде еще предстояло в дальнейшем встретиться вновь, и не раз.
– Не может такого быть!
Обе куклы уже давно выбрались из тесного и душного мешка и теперь вели беседу, забравшись вглубь густого малинника подальше от посторонних глаз. Причем Гвинпин имел вид быстрого и решительного полководца, весьма, впрочем, сомневающегося в точности сведений только что вернувшейся разведки, а Мастер кукол только что не оправдывался и являл собой образ оскорбленного самолюбия. Таковы уж куклы: что у них на уме, то непременно отразится либо на языке, либо на лице, из-за чего Кукольный народец за свою древнюю историю уже успел нажить себе немало великих и малых неприятностей.
– Если хочешь, можешь проверить сам! – чуть не выкрикнул в приступе запальчивой полемики Старшина и тут же, опасливо оглянувшись, быстро прикрыл рот широким и не слишком чистым манжетом своей франтоватой сорочки. Гвинпин только головой покачал, для чего ему пришлось несколько раз привести в движение всю свою круглую тушку.
Получалось, что сразу после неудачи, которая постигла зорзов Кукольника и Коротышку на потаенном кладбище друидов, когда они пытались вызвать мертвых в поисках путей для Перехода в Посмертие, их немедленно посетила какая-то старая ведьма. Из подслушанного разговора Мастер кукол понял, что, по всей видимости, это и была колдунья Клотильда, некогда подарившая Птицелову и Кукольника, и Коротышку. К этому времени Гвинпин уже кое-что соображал в обычаях друидов и знал, что в потаенных лесах их Служений просто так никакой смертный появиться не может. Более того, сюда обычно вообще не допускались носители и адепты магий, чуждых обычаям и интересам Круга, и всякий Знающий, без приглашения явившийся в Заповедный Лес, был заведомым противником, который должен был немедленно изгоняться.
– Помнится, года четыре назад я однажды случайно подслушал из разговора наших хозяев, что у них есть знакомая ведьма, которая считается непревзойденной мастерицей развязывать людям языки. Якобы они изредка обращаются к ней за услугами, содержание которых я боюсь себе даже представить, – признался Старшина кукол. – Тогда они говорили, что, мол, старая ведьма, как они ее называли, всегда непомерно дерет за свои услуги, а тут вроде согласилась бесплатно. Коротышка тогда, помнится, опасался, что бесплатный заказ плохо пахнет, так он выразился или что-то в этом духе. А Кукольник, помнится, его успокоил, обещав быстренько смастерить куклу в обличье этой старухи, и тогда, мол, она будет целиком у них в руках, как он сказал. Коротышка же пошутил, что, мол, пусть он держит ее в руках один, а он-де предпочитает женщин помоложе и посмазливей. Большего я услышать не смог, потому что Мастер Кукольник очень разозлился – они с Коротышкой тогда чуть не сцепились, и Хозяин выскочил в сени напиться воды, да в сердцах так хватил по нашему сундуку, что мне чуть не отхватило крышкой ухо. Вот я теперь и думаю: что же за ведьма сюда явилась? Не одна ли и та же? А что это означает, ты, надеюсь, понимаешь, Гвиннеус?
Если бы даже Гвинпин ничего не понимал в этом рассказе, вряд ли он подал бы вид. Сейчас же он был весьма озадачен: в голове Гвиннеуса стремительно промелькнула некая мыслишка, которую он никак не мог покрепче ухватить за хвост и выволочь на свет своего разумения.
