Ралина привстала, подобрала с травы свой грязный и мокрый плащ, свернула его валиком и, приподняв сухонькую головенку сестры, подложила Клотильде эту последнюю в ее жизни подушку. Затем поджала губы, вытерла рукавом свое грязное и взмокшее лицо и проговорила мягко и укоризненно, чуть ли не с сестринской заботой:
– Я видела твою душу, сестричка. Пустую и сгоревшую дотла, в которой уже нет места даже для ненависти. Это был последний костер твоей души, Клотильда.
Старая друидесса выговорила имя сестры с явным усилием, как что-то забытое, очень далекое и уже никогда не возвратимое. Клотильда молча лежала, судорожно хватая беззубым ртом воздух, и в горле у нее тихо булькало.
– Прежде я бы сказала, что это выглядело очень страшно, – старая друидесса, казалось, разговаривала сама с собой, но она знала наверняка – сестра ее слышит. Пока еще слышит.
– Теперь же отвечу: нет! Поскольку я не знаю, какой мою душу видела ты, сестричка. А теперь вот что я тебе скажу, Клотильда.
И высокая могучая старуха с грустью взглянула на старуху-сестру, хилую и тщедушную. Быть может, это было случайным совпадением, но в ту же минуту хрипы и клокотание в горле и груди Клотильды утихли, и ее лицо стало понемногу светлеть и разглаживаться.
– Твое время вышло, и настает смертный час. Я больше не держу на тебя зла, Клотильда. Ты же – как знаешь, – друидесса сокрушенно покачала головой и тяжело вздохнула. – А теперь тебе пора заснуть. Уже очень поздно. А я посижу тут немного возле тебя, пока ты не уснешь.
И Ралина, некогда – Верховная друидесса балтов и полян, а в этот миг – просто смертельно усталая старая женщина, знающая все небесные сроки, но не знающая сроков земных, опустила руку на маленькую, совсем крошечную головенку младшей сестры и провела ею по жиденьким седым волосам. Тело ведьмы вздрогнуло, по нему раз за разом пробежала длинная и мучительная судорога. Ралина скользнула рукой по худенькой шейке сестры и по-сестрински заботливо поправила воротничок и застегнула отошедшую пуговку веселого малинового цвета. Рука Клотильды, глаза которой уже закрылись, вдруг ожила, медленно поднялась, затем потянулась к горлу, опустилась на руку старой друидессы и накрыла ее ладонь слабеющими, уже совсем безвольными пальцами. Они медленно сжались, бессильно обхватив руку сестры, и осторожно, чуть ли не с нежностью, коснулись согнутого уродливого безымянного пальца Ралины. И в этот миг душа ее отлетела.
А Ралина еще долго сидела у изголовья сестры, задумчиво глядя невидящими глазами в непроглядную темень весенней ночи. А когда звезды стали бледнеть, и вдали забрезжил рассвет, она поднялась и отправилась в лес собирать сучья для костра, думая и внутренне ужасаясь тому, в какие несусветные дали отправилась эта бесконечно одинокая и заблудшая душа.
ГЛАВА 7
ДУДОЧКА
Молчун неожиданно остановился: он вдруг ощутил, как в его голове быстро кольнуло. Казалось, кто-то осторожно ввел ему в висок длинную и тонкую иглу, причем настолько тонкую, что немой друид даже не почувствовал сколько-нибудь острой боли, а только лишь легкий укол, холодный и осторожный. Затем кольнуло еще раз, снова и снова. Он затряс головой, чтобы избавиться от наваждения. Это, конечно, были только нервы, которые были напряжены столько дней и ночей, что должны были уже давно лопнуть. Ничего не произошло, но тут же послышался укол в другом виске. Именно послышался – теперь это было похоже на звон тоненькой льдинки, легко обломившейся в голове немого друида. А затем обе иглы в его голове удлинились и медленно поползли навстречу друг другу.
Молчун затряс головой что было сил, но ничего не помогало. Тогда он быстро вонзил кончики мизинцев в отверстия каждого уха и стал медленно поворачивать пальцы, как будто пытался добраться до заползшей в ушную раковину уховертки. Но Молчун никогда не верил в глупые россказни базарных баб, пугающих детей, чтобы они не лазали на сеновал. Это была последняя мысль Молчуна, после чего в его голове мгновенно сверкнула молния – это обе невидимые иголочки встретились. Боль была страшная, нестерпимая, и друид замычал от боли. В ту же секунду боль стала медленно уползать куда-то вглубь, жжение в голове прекратилось, и в глазах Молчуна выступили слезы. Он вытер лицо рукавом и замер. В голове его раздался далекий звук, как будто кто-то сильно и протяжно дул в невидимую дудочку. Затем звук сменился новым, потом пришли еще несколько других, появилось некое подобие мелодии, словно некий ребенок-несмышленыш осторожно пробовал извлечь звук, и у него это только что начало получаться. Это действительно была дудочка, но даже не это поразило немого друида в самое сердце. Это была Его Дудочка! Та, что когда-то он смастерил впервые в жизни и подарил странному и доброму парню по имени Коростель.
Молчун ни за что на свете не сумел бы объяснить, как же он все-таки понял, что это играла именно та, его дудочка, но он даже и не думал об этом в эти мгновения. Его дудочка играла, и она звала его! Немой друид обхватил руками голову, в которой один далекий и печальный звук сменялся другим, и медленно обвел взглядом лес.
Рута увидела, что с немым друидом что-то происходит, после того, как тот вдруг остановился как вкопанный и схватился за голову. По его искаженному болью лицу невозможно было прочитать, что случилось, и Руте даже показалось, что к немому вернулась одна из давних, так и не залеченных ей хворей. Но тот уже пришел в себя, мрачно посмотрел на девушку и пошел к ней, на ходу снимая с пояса ножны.
«Вот и все, наверное», – устало подумала она. «С этим дьяволом мне никогда не сладить». Но пока Рута примеривалась, как бы получше изловчиться и ударить предателя в глаза ногтями, немой друид остановился и протянул ей свой зачехленный нож. Она непонимающе смотрела на него, не двигаясь с места, и тогда Молчун нетерпеливо топнул ногой. Рута робко протянула руку, и друид вложил ей в ладонь ножны.
Губы его дрогнули, и ей даже показалось, что он сейчас наконец-то хоть что-то ей скажет. Но немой друид только молча указал девушке куда-то за спину, туда, где между двумя чащами могучих, неудержимо устремленных ввысь сосен, начиналась просека. Туда, где начинался путь к свободе. Если только это не было ловушкой, и ее не ждала неумолимая стрела в спину. Она знала, что друид бьет без промаха из лука, с которым всегда был неразлучен.
Рута повернулась и сделала шаг. Потом другой и третий. Ничего не произошло, во всяком случае, со стороны друида до нее не донеслось ни звука. Тогда она осмелела и ускорила шаг, вознося про себя отчаянные молитвы, зажмурившись и ожидая каждой клеточкой напряженной спины, что вот сейчас, в это мгновение ее и настигнет смертельный удар в спину. Девушка осторожно повернула голову и краешком глаза увидела позади темную фигуру, стоявшую с широко расставленными ногами, словно под ними была не земля в снегу, а палуба корабля, попавшего в безнадежный шторм вдали от родных берегов. Рута глубоко вздохнула, пытаясь унять бешеное колотящееся сердце, и быстро пошла под пологом заснеженного леса, мечтая поскорее добраться до спасительной просеки и остаться живой. Над ней летели снежинки, но это только ветер тревожил кроны сосен, а в глубине чащи было тихо.
