– Конечно, – кивнул Коростель. – Вот что, сударь ты мой Пипка, я тебе скажу. Сейчас здесь будет очень страшно, будет огонь, поэтому вылезай-ка ты из дома и беги от него, да побыстрее!
– Я где я тогда жить дальше буду? – тихо спросил мышонок.
– Даже и не знаю, брат, – честно признался Коростель. – Но если ты всех тут пережил, значит, самый крепкий, выживешь и дальше. А это ведь самое главное, верно?
– Не знаю, – еще тише пропищал мышонок. – А ты как же?
– А вот ты беги первым, а я – за тобой, – нарочито бодрым тоном сказал Ян. – Глядишь, может, еще и встретимся.
– Ладно, – согласился Пипка. – Я побегу. Только и ты за мной следом, ладно? Огонь – он ведь такой страшный, – проницательно заметил мышонок. – И жжется ой-ой как, только усы знай береги!
– Ну, поторопись, малыш, – прошептал Ян и легонько подтолкнул мышонка в худенький задик. Тот весело запищал, уже на мышином языке, и помчался к дверям так быстро, как это умеют только мыши, когда опасность мчится за ними по пятам. Коростель проводил его взглядом и сунул ветку в огонь.
Выскочив из дома, Пипка вдруг увидел костер во дворе и много людей вокруг. Совсем потеряв голову, он бросился обратно под лестницу и в страхе забился там как можно глубже, свято веря, что только возле своего родного дома и можно переждать опасность.
Печное пламя быстро охватило ветку, и через минуту Ян уже держал пылающий факел. Дом затаился, притих, а Ян глянул на огонь в своей руке, и ему стало страшно: он вдруг понял, что, наверное, никогда не сможет поджечь собственный дом, даже больной колдовством, своей же рукой.
– Гемати-и-ит…
Птицелов, хрипя, полз к Колдуну, и за ним тянулся кровавый след. Кровь не переставала капать из руки, хотя уже и не так сильно, как поначалу. А Колдун все так же держал камень на ладони, но не двигался с места. Он пристально смотрел, как его хозяин ползет к нему, выбиваясь из сил, умоляя о помощи. Костяное лицо Колдуна было как всегда непроницаемо, но в его глазах играли злоба, презрение и несказанное удовольствие. Ладонь Колдуна тихо подрагивала, а среди воинов стояла мертвая тишина. Саамская шаманка тоже безмолвно склонилась над своим барабаном, то ли погруженная в транс, то ли просто лишившись чувств, не в силах совладать с магическими эманациями, щедро разлитыми вокруг нее магией Птицелова. И Сигурд полз, полз на боку, опираясь на здоровую руку, неотрывно глядя на протянутую к нему ладонь своего теперь уже бывшего слуги. Он уже молчал, зная, что Колдун сейчас просто упивается своей властью и лелеет каждый миг его, Сигурда, унижения и уничтожения в глазах северных воинов, но еще больше – в собственных глазах.
И все-таки истекающий кровью Сигурд дополз до Колдуна. Он лежал у ног зорза и пытался подняться, а Колдун торжествующе смотрел на него сверху вниз. Птицелов скрипнул зубами, потряс головой, избавляясь от приступа уже накатывающей слабости, и протянул руку к Колдуну. Зорз с минуту смотрел на протянутую руку и неожиданно шагнул назад. В глазах Птицелова промелькнуло изумление, затем – озадаченность и, наконец, – понимание. А зорз полуобернулся к своему бывшему хозяину, усмехнулся одними кончиками застывших губ и швырнул гематит в угли. Они хищно зашипели, принимая в свое огнедышащее лоно колдовской камень, и спустя несколько коротких мгновений из костра в небо поднялся красно-коричневый дымок. Колдун проводил его глазами, и тут вновь пошло трещинами небо.
Если бы сейчас здесь появился какой-нибудь опытный, могущественный маг, его прежде всего заинтересовали бы молнии. Молнии зимой еще вполне могут удивить благопристойного горожанина или богобоязненного селянина, но всякий адепт Высоких Искусств без запинки перечислит все виды молний, озаряющих зимние небеса по воле Знающих Свод Правил. Но молния, ударяющая из земли, ввергла бы любого Знающего в изрядную задумчивость. Одна из таких молний только что ударила прямо из костра, разметав пылающий жар углей и догорающие поленья прямо над головами перепуганных воинов. Часть саамов бросилась бежать под защиту забора, чудины выстояли, но это стоило им немалой толики их хваленого мужества. Вдобавок несколько огненных ветвей ударили возле дома, а одна разметала калитку.
Колдуна первая же подземная молния отбросила далеко к забору, швырнув на развалившуюся поленницу. Двое северных воинов подняли его с земли и привели в чувство. Зорз, который сильно ушибся головой о столб, с трудом проморгался и сразу же устремил свой взгляд в поисках Птицелова. В глубине души он надеялся, что странная молния, вылетевшая из-под земли прямо возле их ног, умертвила его бывшего хозяина. Но он тут же помрачнел: Сигурд, целый и невредимый, стоял возле дымящегося дома и, задрав голову, смотрел вверх. Туда, где над крышей клубилось, постоянно увеличиваясь в размерах, черное облако собирающейся Силы.
Вновь ударили молнии, на этот раз одновременно с двух сторон: и с небес, и из-под земли, совсем рядом с домом. И тут же раздался страшный скрежет, словно это терлись друг о друга гигантские каменные плиты. Птицелов в ужасе осмотрел себе под ноги. Этот скрежет и эти молнии означали лишь одно: после остановленного дудочкой Яна Заклятья Теней оно продолжало действовать, искажая и искривляя все вокруг себя в магической сфере, которой был буквально окутан дом Коростеля. Стало ли Заклятье Крови, наспех сооруженное Птицеловом, еще одним угольком в разгоравшемся магическом костре, с которым уже не мог справиться охотник, или оно напротив повернуло всю магию вспять? Этого уже не узнал бы никто, и сейчас вокруг дома Коростеля со страшным скрежетом и гигантскими искрами, которые люди принимали за молнии, медленно и неуклонно смыкались окончания и начала Других Дорог. Закрывались исполинские двери, падали колоссальные створки, исчезали пещеры, в которые выходили далекие потаенные пути, и в небесах тоже творилось что-то невообразимое.
Перепуганные воины, видя, что земля зашевелилась под ногами, опрометью кинулись бежать напролом через лес, к спасительной реке. Северные народы во все времена поклоняются рекам, видя в них убежище и защиту от магических стихий, которые они не в силах объяснить, поскольку для этого у них нет подходящих слов. Толпа охваченных паникой людей увлекла за собой и Колдуна, и он тоже бежал вместе со всеми, слыша за спиной все новые раскаты грома и проклиная и этот день, и все прошедшие, а пуще всего – те, что ему еще предстоят. Колдуна тоже охватил первобытный страх человека перед землей, что вдруг начинает качаться и разъезжаться под ногами.
Последнее сотрясение было так велико, что Яна швырнуло на пол. Горящая ветка покатилась под кровать. Ян кое-как поднялся и оглядел комнату в поисках своего факела. «Что ж», – подумал он. – «Судьба сама распорядилась за меня. Хотя…» Но огонь уже вырвался из-за стены, жадно пожирая постель, любимое солдатское одеяло Коростеля, подушку; вокруг кровати вспыхнул пол, и огненные языки уже лизали стены.
– Вот и все, – громко сказал Коростель. – Теперь только огонь может очистить все это. А что теперь остается мне?
Комната между тем все быстрее наполнялась едким, удушливым дымом. Это не был запах обыкновенного строительного дерева, отдающего огню свою силу и крепость. Горело колдовство, отчаянно сопротивляясь неодолимой силе чистого печного огня. А снаружи, прямо на глазах Птицелова, со стен поползли густые и липкие потеки черного цвета и такой же сущности. Они стекали вниз, и стены светлели на глазах, обнажались узоры досок, будто дом, только еще построенный, сейчас кто-то усердно отмывал от следов некоего черного колдовского дождя. Сигурд не верил своим глазам, а облако над крышей угрожающе колыхалось и постоянно меняло свою форму и объем.
