Джесси кивнула. Внизу Кейон зашел в маленькую рябиновую рощу, двигаясь плавно с изяществом мускулистого животного через паутину молочно-бледных нитей тумана.
– Двадцать четыре.
– Хорошо, он существует, давай подсчитаем, в сорок семь целых, шесть десятых, почти в пятьдесят раз дольше, чем ты с тех пор, как его заманили в ловушку зеркала. Существование, даже отдаленно не напоминающее жизнь. Более тысячи лет он был одинок, заключен в тюрьму, беспомощен. Когда ты уже спала вчера вечером после ужина, он рассказал нам немного. У него там нет никаких физиологических потребностей. У него не было ничего, чтобы скоротать время. Лука никогда не рассказывал ему о его клане с тех самых пор, как заключил его в тюрьму. В течение тысячелетия он думал, что Лука уничтожил всю его семью, что род Келтаров был прерван. Именно поэтому он никогда и не думал о поиске каких-либо потомков; поэтому ему не пришло в голову, что Дэйгис из рода Келтаров, когда они встретились. Единственными компаньонами, которые были с ним в том зеркале, были его горькое сожаление и намерение однажды убить Луку. Такая возможность, наконец, представилась. Тебя на самом деле удивляет, что он хотел бы умереть, чтобы уничтожить своего врага, вместо того, чтобы продолжить жить в таком аду? Меня удивляет только то, что мужчина не сошел с ума еще столетия назад.
Назревающие слезы жгли Джесси глаза. И она подумала о том, что выкрикнула ему вчера. Ей также приходила эта мысль, как смог он остаться нормальным. Но тогда она поняла, что он был подобен скале.
Вчера был самый ужасный день ее жизни. Если бы она собрала вместе все слезы, которые когда-либо выплакала, начиная с первого протестующего вопля от шока при рождении, от всех детских обид, разочарований юности и женских болей, они не составили бы и капли в ведре слез, которые она выплакала вчера.
Когда Дэйгис объяснил ей, что Кейон хотел сделать, она выбежала из библиотеки с такой скоростью, на какую ее ноги только были способны. Она также попробовала сбежать и из замка, но Дэйгис догнал и остановил ее, мягко скорректировав ее маршрут наверх в комнату, которую они приготовили для нее.
Она заперлась и с плачем рухнула поперек кровати. В конце концов, рыдая, провалилась в глубокий, опустошенный сон. Хуже всего было то, что все время, пока она рыдала, ненавидя его за то, что он позволил ей заботиться о себе, зная, что умрет, и ничего не сказал ей об этом, несмотря на это, она каждой своей клеточкой жаждала вернуться вниз и сидеть так близко к его проклятому зеркалу, насколько это возможно. Чтобы восстановить ту сильную, нежную связь, которая только что была между ними. Прикасаться к стеклу, если нет возможности дотронуться до него. Согласиться на все, что угодно.
Довольствуясь крохами.
Она подумала о том, что сказала Гвен, еще вчера. У нее были случайные моменты просветления в ее жалости к себе и разъяренном бреде.
Да, конечно же, она видела, как ему не хочется умирать, но он фактически готов был принять смерть после вечности полнейшего одиночества в холодном каменном аду.
Но от понимания этого не становилось, ни грамма лучше.
Однажды она прочла в одном из журналов таких, как «Woman’s Day» или «Reader’s Digest», о медсестре, которая влюбилась в одного из своих неизлечимых больных, мужчину, которому оставалось не больше десяти или двенадцати месяцев, прежде чем его жизнь закончится от одной или другой болезни. Статья ей не понравилась, но она втянулась в нее, как жертва того же самого извращенного обаяния, которое вызывало у людей любопытство к описанию сцен ужасной автомобильной аварии, кровавой и усыпанной похоронными мешками. Тогда она подумала, насколько должна быть глупой эта медсестра, чтобы позволить случиться такому. Она должна была передать его случай кому-то в тот же момент, как почувствовала зарождение любви к нему, и влюбиться в другого мужчину.
По крайней мере, у медсестры был почти год.
Ее неизлечимый пациент имел только четырнадцать дней.
– Пожалуйста, уйди, – сказала Джесси.
– Джесси, я понимаю, что мы знаем друг друга не достаточно хорошо…
– Ты права, Гвен, мы не знаем. Так что, пожалуйста, просто оставьте меня в покое на некоторое время. Ты можешь передать ему, что я не буду смотреть. Я обещаю. – Она подразумевала именно это. Она уважала его желание. Без всякого выражения она подошла к окну, закрыла его на замок, и позволила тяжелому дамасскому драпу споткнуться об средник, разделяющий окно и упасть.
За спиной у нее было тихо.
– Пожалуйста, Гвен, уйди.
Несколько мгновений спустя раздался порывистый вздох, и дверь комнаты с мягким щелчком закрылась.
Лука зарылся пальцами в свои волосы, приглаживая их назад от висков. Подпаленная плоть его ладоней горела, его ногти почернели.
Не смотри на это. Через минуту слабые следы неудачного общения уйдут.
Он хладнокровно переступил через обугленное тело.
Оно воняло, и нужно было убираться из паба.
Направляясь через шикарный, облицованный панелями бар с рядом деревянных стульев, имеющих высокую спинку и обитые кожей мягкие сидения, Лука бормотал себе под нос ряд заклинаний, скрывающих его истинный вид и мужчину, которого он только что спалил, от оживленных завсегдатаев паба.
Столетия назад, татуировки отобрали последки того, что оставалось от его лица, включая уши, веки, губы и язык, делая его слишком запоминающимся для окружающих. Даже его ногти были удалены, чтобы нанести под них татуировку. Его глаза изменились вскоре после того, как он нанес последние черные и темно-красные татуировки в своем носу. Он уступил им свой член и яички перед тем, как нанести их на язык, веки и те чувствительные внутренние носовые слизистые мембраны, хотя к тому времени он уже не чувствовал никакой боли. У людей часто была очень неблагоприятная реакция на лицо мага.
Он не должен был соглашаться встречаться с Гансом в пабе. В последнее время его подчиненные выказывали предпочтение встречаться в общественных местах.
Как будто от этого что-нибудь менялось.
Кейон МакКелтар действительно вернулся в Нагорье. Как Лука и предполагал. Ублюдок хотел умереть в Шотландии. И это тоже Лука предвидел.
Со слов его покойного подчиненного, замок, в котором Горец девятого столетия когда-то жил, был теперь занят Кристофером и Мэгги МакКелтар и их детьми.
Но не этот замок и его жители интересовали его.
Был другой. Тот, о существовании которого он не знал.
Второй замок был построен в удаленной части земель, принадлежащей МакКелтарам в шестнадцатом столетии, годы спустя после того, как он перестал уделять внимание этому скалистому, варварскому небольшому уголку Нагорья. В настоящее время в нем проживали мужчины-близнецы Келтары.
С древними именами.
