— Бесподобно!
— Это войдет в века!
— Лорд Бэскет — величайший актер всех времен и народов! Так пишут в альманахе “Современный адорнийский театр”!
— Да здравствуют докты!
Внимательный ко всему что происходит вокруг, Иманд бросил на Рутгера удивленный взгляд.
— Выходит, это и есть человек, который нам нужен?
Рутгер пожал плечами. Он был бы рад не показать Иманду, насколько сильно он ошеломлен. Однако даже его способности к притворству были небезразмерны!
— Выходит, он и есть…
Тем временем за сценой заскрипел поворотный механизм и тяжелый бархатный занавес, ощутимо провисая на веревке, захлопнулся перед самым носом бездыханно лежащего на сцене героя.
— И долго он будет там отдыхать, за занавеской? — спросил простодушный Иманд у Рутгера. — Час? Два?
— Час? Зачем так долго? Да ты никак в театре ни разу не был, дружище?
— Конечно не был! Куда мне! Не смотря на благородное происхождение и воспитание, я уж много лет простой охотник, — Иманд развел руками. — И потом, у нас, у доктов, разве много театров? Правильно говорят — адорнийская причуда!
Рутгер почувствовал, как сладко екнуло его сердце. Хоть в чем-то он превосходил этого всезнающего, всевидящего, невозмутимого и несмущаемого Иманда! Хоть в чем-то! И он дал необходимые пояснения:
— Сейчас зрители начнут аплодировать. Кричать. Примутся звать актеров на бис. Все актеры — ну, те, что играли в этой пьесе, выйдут по эту сторону занавеса. И поклонятся. Вместе с ними выйдет и Бэскет. Он как бы воскреснет.
— А потом?
— Потом они вновь зайдут за занавес.
— И?
— И будут ждать, пока зрители будут вновь звать их явиться по эту сторону занавеса.
— Но зачем? — искренне недоумевал Иманд.
— Затем, что вызывая актеров аплодисментами и криками “браво!”, зрители выражают свое восхищение игрой актеров и той пьесой, которую им показали!
— Восхищение? Игрой? Ну пусть, пусть… — вздохнул Иманд, словно бы сдаваясь на милость непознаваемого.
— Но если ты хочешь знать, когда и где мы сможем предпринять попытку поговорить с Бэскетом, то я скажу тебе, что знаю ответ. Сейчас же мы пойдем к нему в гримерную комнату! Я затаюсь где-нибудь там. И попробую — как театрал у театрала — выведать у лорда то, что нас интересует! Ежели мне повезет, считай, мы спасены. А вот ежели лорд Бэскет окажется злонравным упрямцем… Тогда уже вам придется отбивать меня у его свирепых телохранителей!
— У него ведь наверняка имеются телохранители? — недоверчиво спросил Шелти.
— Не может не быть. Здесь по всему видно — прайма у Бэскета полно. А значит, его герои всегда в полной боевой готовности!
— В таком случае да поможет нам прайм, — устало промолвил Иманд.
К моменту, когда лорд Бэскет, исполнитель роли Обманутого Принца, шаркающей походкой весьма усталого человека вошел в свою гримерку, затаившийся за портьерой Рутгер успел ненароком задремать. Уж очень долго никто не появлялся!
Но главное даже не это. А — Мири! Волшебная златокудрая Мири! Рутгер еще только грезил о наследстве и успешном окончании учебы. А юная кареглазая Мири — Мири уже была актрисой! И танцовщицей! И певицей! И красавицей! У соседа Рутгера, лорда Дагобера, как раз гостила труппа, к которой принадлежала Мири, да что там “принадлежала”, она была настоящей звездой, без нее не обходилось ни одно представленье… О, сколько цветов, сколько дорогих сладостей и заморских фруктов отнес Рутгер к порогу ее комнаты (тесно уставленному цветами, сладостями и фруктами от других кавалеров)! О, сколько ее представлений он посетил! Сколько раз кричал “браво!”. Сколько писем написал ей! Сколько баллад и гимнов сочинил во славу ее имени! И главное, сколько снов с ее участием приснилось ему за недолгие три месяца их знакомства!
Нет, обворожительная и осиянная ореолом славы Мири не снизошла к нескладному студенту, приехавшему в родной Данзас на каникулы. Она не подарила ему ни исполненного тягучего томленья поцелуя, ни мимолетного объятия, ни даже благосклонного взгляда… Но зато как много нежного и настоящего было между ними в мечтах и снах молодого Рутгера! Молодая актриса снилась ему почти каждую ночь! И каждый сон о ней был сладостней предыдущего! В общем, Рутгер был искренне благодарен Мири за то бесконечное, нелепое счастье, что дарил ее образ его взрослеющей душе. И если бы только он знал, где она теперь, он бы… он бы конечно нашел ее и подарил ей, несравненной Мири, ожерелье из прекрасных адорнийских изумрудов, а может и сапфиров…
Рутгер так замечтался о былой возлюбленной, что сам не заметил, как соскользнул в невесомую, как прикосновения надушеного шелкового шарфика Мири, дрему, из которой его вывел лишь звук запираемой двери гримерки…
…Лорд Бэскет приблизился к высокому зеркалу с широкой бронзовой окантовкой, зажег масляные светильники, стоявшие на высоких витых ножках по обе стороны от тумбочки, и принялся — при помощи губки и оливкового масла — снимать с лица обильный яркий грим.
Словно бы по мановению злого волшебства, его лицо вдруг, на изумленных глазах Рутгера, переставало быть лицом моложавого энергичного человека средних лет и превращалось… в лицо жизнелюбивого, но крайне утомленного жизнью старика!
Рутгер — уже не в первый раз за этот вечер — признал, что талант к перевоплощению у лорда Бэскета имеется. И он — немалый.
Когда лихие черные брови начинающего злодея бесследно исчезли с лица лорда Бэскета, а щеки его утратили витальный румянец, Рутгер понял, что пора приступить к тому, ради чего он сюда пришел.
Он смело отодвинул портьеру, которая скрывала высокое витражное окно, и выступил навстречу актеру.
— Я приветствую вас, благородный лорд Бэскет! — сказал Рутгер, дружелюбно улыбаясь. — А вместе с вами — и ваш несравненный театр!
Актер испуганно вздрогнул, оборачиваясь, но сразу же овладел собой.
— Кто вы?! Что вам от меня нужно?! — спросилон спокойно.
— Меня зовут Рутгер, лорд Данзас… Многолетний и крайне внимательный читатель иллюстрированного альманаха “Современный адорнийский театр”. Это я тот загадочный аноним, что спас от голодной смерти престарелую акрису Модиссу, гениальную исполнительницу роли матери императора Александра, пожаловав ей денег на собственный театр. Может, слыхивали о таком событии?
— Признаться не слыхивал…
— Жаль… — потупился Рутгер.
— Сразу скажу, что с недавних пор я — ярый поклонник вашего таланта. В этой пьесе вы… вы… показали себя как подлинный гений! В ваших словах звучало неподдельное чувство. А ваши глаза — они как будто одухотворяли сразу весь зал! Зрители, я клянусь, не сводили с вас восхищенных взглядов! — восторженно выпалил Рутгер.
— И вы… вы проделали такой путь… чтобы сказать мне это? Или вы хотите уболтать меня сыграть в театре этой вашей престарелой Модиссы главную роль пейзанки, по уши втрескавшейся в престарелого иноземного лорда? — недоверчиво спросил лорд Бэскет. Было видно, что он обрадован комплементам и даже польщен, хотя и боится, что Рутгер это заметит.
