— Бедное дитя, твой господин наверно часто бывает жесток… Она даже попыталась пригладить растрепанные вихры, но мальчишка внезапно отпрянул и ощерился, как волчонок.
— Вы господина Керви не трогайте! — процедил он сквозь зубы. Такого второго, как он поискать. Что вы лезете не в свое дело?
— Но… я же видела…
— Что вы там себе видели? Говорю же — не ваше дело!
— Боги благословят тебя, милое дитя, за то, что у тебя такое доброе сердце, — бормочет ошарашенная Дарисса.
Они миновали круглую площадку, на которую выходила одна-единственная невысокая дверь, и пошли дальше по лестнице.
Никогда прежде в замке не было такого наплыва гостей, и большинство жрецов разместили в галереях замка, разделенных коврами и ширмами на отдельные кабинеты. Но Дариссе (и Ксанте за компанию) и здесь повезло — им досталась отдельная комната, возможно, из бывших покоев самой Граннор. Здесь есть очаг (тоже с вытяжкой), широкое кресло с тяжелым балдахином, широкая, но довольно жесткая кровать, маленький, покрытый резьбой шкафчик у дальней стены. Дарисса попыталась вытащить хотя бы один из трех ящиков шкафчика, но почему-то ей это не удалось. Впрочем, она слишком устала, чтобы раздумывать над этим.
И только скинув одежду и нырнув под разноцветные покрывала, Дарисса вдруг осознает, что в комнате она одна. Ксанта куда-то подевалась.
Сон, разумеется, тут же как рукой сняло. В первый момент Дарисса хотела вскочить и отправиться на поиски, но представив, что придется снова одеваться, блуждать по темным коридорам замка, приставать с расспросами к незнакомым людям, она поняла, что для этого у нее нет ни сил, ни решимости. Ей остается только беспокойно вертеться в постели, прислушиваясь к непривычным шумам засыпающего замка.
Окно в комнате закрыто только деревянными ставнями, и сквозь них пробиваются косые красные лучи заходящего солнца. Постепенно они меркнут, и до слуха Дариссы долетают протяжные гортанные крики — кажется, это дикие гуси летят ночевать на озера. Внутри замка человеческие звуки: шум шагов, скрип дверей, хлопанье перин, стук сундуков, втаскиваемых по лестницам в комнаты жрецов, лай собак во дворе, — постепенно затихают, на смену им приходят звуки ночи: где-то сыплется со стены песок, где-то капает с потолка вода, где-то ветер дует в щель между ставнями, как в охотничий рожок. Под сводами галерей попискивают пробудившиеся летучие мыши. Комната теперь освещена только отблесками гаснущего огня, и Дариссе по-настоящему страшно. Только сейчас она осознает, как далеко она от привычной жизни, от людей, которых хорошо знает и которые готовы о ней позаботиться. Спору нет, здесь к ней относятся со всем уважением и в то же время ждут от нее благословения. А она вовсе не уверена в том, как следует поступить. Там, на кухне, вся история казалась яснее ясного, но теперь… Объявлять наследником десятилетнего мальчишку в обход старшего брата? В городе, в Храме, богиня могла бы подсказать ответ, но здесь она молчит. Значит, следует поступить так, как решил господин Кервальс? В конце концов, он человек мудрый и опытный, и ему виднее, кто из сыновей больше заслуживает доверия. Но если этот злой и необузданный Керви — действительно дитя злого духа, не захочет ли он проучить всех тех, кто отказывает ему в наследстве?
Дарисса стала жрицей Великой богини потому, что ее отец богат и знатен. Спроси ее кто два дня назад, довольна ли она своей судьбой, она без колебаний ответила бы, что да. В Храме с ней обращались с не меньшей заботой и любовью, чем дома. Просто из своих девичьих покоев она переехала в другие, более обширные и богато украшенные. Любое ее желание обычно исполнялось; хотя Дарисса и в детстве была на диво спокойным, некапризным ребенком, да и сейчас не слишком привередлива. Она искренне любила свою богиню, хотя ни разу не слышала ее голоса, не ощущала ее присутствия. У богини наверняка много других важных дел, ей незачем беспокоить свою маленькую Дариссу, которая и без того счастлива. Впрочем, Дарисса никогда не сомневалась, что и богиня ее любит. Она ведь была хорошей девочкой, а потому еще никогда не встречала человека, который бы ее не любил. Правда, жрецы других Beликих богов говорят, что когда-нибудь Дариссе придется стать хозяйкой всей Кларетты, но ведь каждая женщина когда-нибудь становится Той, кто месит Хлеб, — хозяйкой дома. Когда это произойдет, богиня даст ей мужа — Того, кто делит Хлеб, который всегда поможет и советом, и делом. Однако сейчас от нее, кажется, ждут каких-то решений, а посоветоваться не с кем.
И куда могла запропаститься Ксанта с ее проклятой привычкой всюду совать свой нос? Едва ли кто-нибудь в замке захочет причинить зло жрице, но, кто знает, сколько здесь потайных люков или давно всеми забытых ходов, а может, и ловушек, оставшихся от прежних неспокойных времен. Да что там ловушки! Достаточно будет одной скользкой ступеньки!
Комната быстро погружается во тьму, но Дарисса не решается даже спустить ноги с кровати, подойти к очагу, помешать угли. Она только подтягивает колени заворачивается во все покрывала, как гусеница в кокон, и незаметно для самой себя засыпает.
5
Ксанта зацепилась чулком за гвоздь, выступающий из перил. Чулок было жалко и пришлось изрядно попыхтеть, пока не удалось осторожно снять петлю. Дарисса и мальчишка, не заметив этого, ушли вверх по лестнице, и Ксанта решила их не догонять. Вместо этого она просто спустилась на несколько ступеней вниз и постучалась в дверь комнаты Ужасного Керви.
Никто не ответил, и женщина без колебаний толкнула дверь. Та оказалась не заперта. Внутри комнаты царила кромешная тьма, только в дальнем углу мерцали потухающие угли на жаровне. Однако хозяин был на месте и не спал. Ксанта услышала скрип кровати и хриплый голос:
— Даг, тебе надо голову свернуть, чтобы ты начал меня слушать?
— Это не Даг, — отозвалась Ксанта, — Зажги свет, пожалуйста, пока я ни на что не налетела.
— Ты еще что за шлюха? — недовольно пробурчал молодой человек, но видимо, любопытство было не чуждо и ему, и он послушался — взял щипцами уголь с жаровни и зажег от него маленькую масляную лампу.
Свет получился довольно тусклый, пламя плясало, то приседая, то подпрыгивая вверх, но все же Ксанта могла теперь разглядеть и комнату, и хозяина. Впрочем, в комнате смотреть было особо не на что. Она была маленькой, узкой и совершенно пустой. Из мебели здесь были только кровать да невысокий сундук, который судя по разводам и остаткам еды на крышке служил также при случае и столом. Кровать была самая простая, походная — деревянная рама, на которую натянуты ремни, а поверх кожаной сетки брошена перина. В ногах стояли два деревянных тренировочных копья, изрядно затянутые паутиной. ГДелевидное окно в длинной стене, сложенной из толстенных бревен, было аккуратно заложено кирпичами. Ксанта припомнила, как выглядел замок снаружи, и решила, что Керви отвели бывший боевой ход — между стеной самого замка и бойницами, — который в мирные времена сплошь обшили деревом, а после превратили в комнату.
Но самое главное, она не заметила в комнате ни одной вещи, которая помогла бы владельцу скоротать время, — ни книги, ни доски с шашками, ни бильбоке. Чем он тут занимается, когда не ругается со слугами? Лежит и смотрит в потолок? Потом она увидела на полу, у ножки кровати, веревку со множеством самых разных узлов и вздохнула с облегчением. Слава богам, парень нашел себе занятие, а то она уже начала опасаться за его рассудок.
