Потом она встала на колени, и они обнялись на прощание.
Разумеется, Ксанта нарушила данное художнику слово, едва за ним закрылась дверь.
27
Незадолго до рассвета Керви, Ксанта и Дреки (и, конечно, Гесихия) попрощались с Критой, в последний раз проехали по Дороге Бездны, спустились с горы в гавань, и с рассветным ветром «Ревун» уже поднял свои чудесные паруса и покинул Хамарну.
Второе плавание продолжалось всего двенадцать дней и ничуть не походило на первое. В этот раз море было по-настоящему спокойным, ветер по большей части попутным, солнце светило во всю свою весеннюю силу. За зиму нога Ксанты почти зажила, жрица смогла отказаться от костыля, ходила теперь, опираясь на посох, и не упускала на единой возможности подняться на палубу. На этот раз она сама заметила, как в один прекрасный день море стало изумрудно-зеленым, а на горизонте заклубились кучевые облака и угадала, что земля близко. Гесихия не стала снова впадать в спячку, правда, не пожелала и любоваться морскими пейзажами, и все двенадцать дней тихо-мирно прожила под кроватью Ксанты, погруженная в свои то ли думы, то ли грезы.
Так, без всяких приключений, они добрались до устья безымянной реки и вступили в Уста Шелама. И вновь Ксанта была немало удивлена. Она ожидала увидеть заболоченную равнину, а вместо этого обнаружила холмы вроде тех, что стояли за спиной у Хамарны. На крутых, согретых солнцем склонах уже показались синие первоцветы и алая дикая гвоздика. Убрав почти все паруса, капитан «Ревуна» смог очень медленно и осторожно завести корабль в небольшую бухту в устье реки и бросить якоря. Керви, Дреки и еще двое гребцов, взяв одну из лодок, отправились на разведку, остальные стали готовиться к выгрузке. Керви надеялся, что им удастся. провести «Ревуна» хотя бы на один-два дневных перехода вверх по течению реки и тем сократить путь для экспедиции.
Над бухтой сгустились сумерки. В лучах заходящего солнца Ксанта заметила трех длинноногих цапель, которые пролетели над «Ревуном» и ч исчезли за ближней грядой холмов. Прибрежные кусты звенели — птичьи трели не умолкали ни на мгновение. Потом на Ксанту набросились комары, и она заспешила вниз, оставив ночь в своем праве.
На рассвете вернулись разведчики и принесли не слишком утешительные новости. Среди холмов русло реки быстро суживалось, наполнялось камышовыми зарослями и илистыми отмелями, и не было никакой надежды продвинуть корабль хоть немного вперед. Следовательно, путешественникам предстояло расстаться. Керви оставил большую часть продовольствия на «Ревуне», морякам приходилось рассчитывать лишь на запасы, да на рыбную ловлю. Экспедиция же должна была вскоре попасть в изобилующие дичью места, а потому Керви полагал, что запас стрел будет нужнее, чем лишнее продовольствие. Посчитав еще раз рационы, капитан «Ревуна» и Керви решили, что корабль сможет ждать лодки около трех декад, а затем ему, вне зависимости от результатов экспедиции, придется возвратиться в Хамарну.
— Впрочем, нам бояться нечего, — пояснил Керви Ксанте. — Если мы по какой-то причине не успеем к месту встречи, наймем проводников среди Болотных Людей и вернемся в Хамарну речными путями. Если Нишан смог до нее добраться в одиночку, сможем и мы.
Вторую лодку спустили на воду и испытали сначала пустую, затем с полной загрузкой. Оказалось, что мастера из Хамарны потрудились на славу, лодка была и устойчивой, и достаточно ходкой. Отплытие назначили на следующее утро. Ксанта проснулась до рассвета — ей хотелось взглянуть еще разок на Меч Шелама. В темноте жрица вновь выбралась на палубу и заняла место у поручней, вглядываясь в медленно розовеющее небо. Рассвет постепенно разгорался, однако Канта не могла различить никаких следов знакомого искристого мерцания. Она уже думала, что свершилось какое-то чудо, но потом сообразила в чем дело — она же смотрит не в ту сторону! Выругалась, хлопнула себя по лбу, поспешно развернулась и успела уловить над холмами яркий сполох, узкий, как язык пламени. Это нельзя было уже назвать ни Мечом, ни Полотенцем, ни Венком, ни Ожерельем. Но нового имени Ксанта не успела придумать: из-за горизонта выскочило солнце, и безымянное пока небесное диво утонуло в утренних лучах. Ксанта вздохнула и вернулась к земным заботам.
Первые дни плавания были тихими и спокойными. Керви спешил, но не торопился, давая гребцам время вработаться и привыкнуть. Они совершали короткие переходы с большим отдыхом в середине дня (в это время жарило уже по-летнему) и рано разбивали бивуак. Река змеилась между холмов, не давая увидеть себя дальше, чем до очередной излучины. Вокруг было полное безлюдье, не удавалось заметить даже старых кострищ или каких-то других свидетельств того, что люди здесь бывают хоть изредка. Ксанта возлежала, как королева, на носу лодки и смотрела во все глаза, чтобы хоть как-то оправдать свое присутствие в экспедиции. Но и она не видела ничего подозрительного, и лишь ощущала всем телом безмятежный и нерушимый покой весенней земли. На ночлег путешественники старались остановиться вблизи заводи или озера-старицы. На рассвете мужчины отправлялись на охоту и почти никогда не возвращались без добычи. Ксанте, которая еще в Хамарне специально попрактиковалась пару раз на диких утках и прихватила с собой кое-какие специи, без труда удавалось устранить рыбный запах, и ее стряпня, как обычно, заслуживала множество похвал.
Нередко им попадались мели. Тогда, если берег был достаточно твердым и проходимым, из лодок доставали странные, на взгляд Ксанты, сооружения — сборные тележки из двух колес и легкой деревянной рамы, что-то вроде разрезанной пополам тележки Нишана. На раме крепился желоб, соответствующий по ширине килю лодки. Желоб и оси колес обильно смазывали жиром. Лодки выкатывали на берег, с помощью деревянных катков и рычагов загружали на тележки и везли в обход. Если же мель обойти было невозможно, лодки разгружали и протаски вали по ней волоком, на что уходило гораздо больше времени и сил. Но так или иначе они все же двигались вперед, причем не так уж медленно.
На третий день их догнал первый весенний дождь. Сначала это была нежная, еле заметная морось, потом дождь усилился, заставив всех надеть плащи, потом солнце разогнало тучи, и путешественники даже успели полюбоваться на встающую над холмами радугу. Но за следующим поворотом реки дождь снова их поджидал, и Керви решил остановиться на ночлег пораньше.
К этому времени ливень разошелся так, что никто не захотел возиться с установкой палаток. Покрывающие их шкуры просто бросили на землю, сверху водрузили перевернутые лодки и заползли в образовавшиеся пещеры, накрутив на себя побольше одеял. Перекусили сухарями и вяленым мясом, передавали друг другу фляги с пивом, то и дело проливая драгоценную влагу на землю и на одеяла и беззлобно переругиваясь. Наконец все устроились, согрелись, успокоились и скоро заснули под мерный шепот дождя.
Утро было серенькое, промозглое, но на веслах все быстро согрелись, а потом снова выглянуло солнце и почти мгновенно высушило отсыревшие одежду и одеяла. Четвертый и пятый дни плавания вновь прошли без всяких приключений.
На шестой день холмы стали мельчать, расступаться, вода из желто-зеленой, стала темной, торфяной, и после полудня лодки наконец вошли в царство болот. Река тут же потеряла берега, рассыпалась на множество протоков и притоков, так, что только наблюдения за солнцем и звездами помогали Керви не потеряться. У него был при себе солнечный компас — деревянный с круг воткнутой посредине палочкой и четырьмя насечками, соответствующими четырем сторонам света. На круге была выжжена кривая линия, указывающая длину тени палочки в различное время суток при определенном положении компаса. Теперь достаточно было в солнечный день совместить кончик тени от палочки с калибровочной линией, и компас оказывался в том же положении, в котором на него когда-то наносили метки. Север совпадал с севером, юг с югом, запад — с западом, а восток — с востоком. Ночью же Керви ориентировался по Звезде Фонарщика — в Королевстве и в Венетте издавна знали, что она всегда указывает на Север.
