Надо было еще раз как следует перекурить и как следует все обдумать. Покамест мыслей не приходило никаких. А трепет, который так неожиданно накатил на Асю у Александры, когда та принялась откровенничать, попутно все-таки показывая свое могущество как бы в опровержение всего, что рассказывала столь откровенно, – трепет сей за время лестничной и дворовой эквилибристики пропал начисто.
Цирк, ну чистый цирк. Дешевка. Я такая обыкновенная – и сразу демонстрация того, что она совершенно необыкновенная…
Да, но зачем? Денег не взяла…
А не гипноз ли? Ася судорожно дернулась в сумочку Якобы отдала, а на самом деле всучила пачку резаной бумаги или вообще какашку какую-нибудь… и взятки с нее гладки: вы, милочка, сами виноваты, я не взяла с. вас ни копейки…
Нет, деньги были на месте.
Ася расслабилась. Вытряхнула из пачки сигарету, вставила ее в губы, в которых почему-то бегали мурашки – но, собственно, так часто бывает, когда сердце плохо справляется, Ася уже года три знала это неприятное ощущение, однако оно, по крайней мере, не было страшным; просто надо спокойно посидеть. Много курю, это да. Но от такой жизни и ангел закурит и запьет.
Зажигалка тоже была на месте. Хотя, вспомнила Ася, зажигалку она и не вынимала, Александра дала ей прикурить от своей.
На самом деле, симпатичная баба. Весьма симпатичная. Если бы не надо было стараться уверить себя в том, что она действительно прямо-таки ведьма, стараться поверить ей…
Отсвет, видите ли. Свет! Не окна освещены, понимаете ли, а – свет…
Бред.
Да, но несколько раз она с ювелирной беспощадностью попадала по болевым точкам. Никто не мог ей рассказать. Значит…
Жутенький холодок, сродни тому, какой ощущаешь, когда одна дома вдруг слышишь с кухни чье-то невозможное шевеление, снова затоптался по ребрам. Словно на голую кожу под платьем посыпался мелко накрошенный лед.
Значит, она и впрямь как-то чует? Да, но если это правда, то почуяла она про меня наверняка куда больше, чем озвучила. Ох, сколько же она всякого могла почуять! Гадай теперь, что она про меня знает, а что – нет!
Тут уж не мистическая дрожь ударила – просто скорчило и перекрутило от стыда. По Невскому легче пройтись в неглиже, чем вот так… выставить голую задницу души перед совершенно чужим человеком.
Но ничего уже не сделать было, оставалось только затянуться поглубже. А потом, без паузы, еще раз.
Ох, много курю.
Ладно, действительно, сделанного не воротишь. Надо думать, как быть дальше. Не в прошлое надобно смотреть, а в будущее, как учит нас родная партия. Что там у нас в будущем?
Свободной от сигареты рукой Ася достала и развернула, потом разгладила на колене четвертушку тетрадного листа и уставилась на едва видные в совсем уже сгустившихся сумерках, крупно начертанные аккуратным почерком Александры цифры. И что мне с этим делать?
Как быстро сигарета кончается. И совершенно не хочется вставать. Ноги не идут. Этот вечер добил меня, такие встряски мне уже не по сезону.
Значит, ближайшее наше будущее определено. Это – еще одна сигарета.
Ася прикурила вторую сигарету от первой, а окурок нахально бросила прямо себе под ноги и, прежде чем придавить его носком туфли, некоторое время боковым зрением – смотрела-то она все еще как бы на цифры на бумажке – отмечала его потаенное оранжевое свечение.
Свет, понимаете ли… Отсвет. Остывающий лучик.
Окурок погас сам. Был, был – и вдруг исчез в темноте.
Забавно, однако, вдруг сообразила Ася. Это же до "Мужества" тащиться. Где-то в тех краях мы с Симагиным жили… убей, не вспомню сейчас, где именно. Но каждое утро на эту самую "Мужества" галопом неслась, счастливая сожительница, дурында… И каждый вечер на ней вылезала и от нее куда-то туда… в кусты. Зелени там много, что правда то правда. Хороший район. Хотя, говорят, до него стало очень сложно добираться после той жуткой диверсии в метро, когда между "Мужеством" и "Лесной" чеченцы прямо в час "пик" взорвали бомбу и сколько-то тысяч народу заживо утонуло в жидкой глине прямо в поездах, в подземных вестибюлях… Чуть ли не десятки тысяч. Это же самая загруженная ветка была, потому ее и выбрали для теракта… Если, конечно, это действительно был теракт. А то кто-то мне рассказывал, что вроде по "Немецкой волне" передавали, это просто авария, головотяпство наше обычное; плывун подтекал-подтекал, а слугам народа плевать-плевать, лишь бы не менять ничего, поддерживать в гражданах чувство стабильности и уверенности в завтрашнем дне; ну и дотянули до того, что все прорвало с хрустом. Да замдекана же рассказывал, бравируя своим свободомыслием и бесстрашием! Но – вроде и арестовывали кого-то потом, и сажали, и какие-то ребята кавказского вида по телевизору признавались, что – да, мы… сама видела. И целую компанию комитетчиков за мастерски проведенное расследование кого наградили, кого повысили – тоже показывали по ящику. Шут его знает. В наше время чем версия гнуснее, тем ей веры больше; но тут обе гнусны примерно одинаково, каждая по-своему. Да, скучновато было бы мне сейчас ездить в Универ от Симагина…
Хотя от Петроградской в ту степь, кажется, какой-то троллейбус ходит… вернее, в ту пору ходил, а теперь – Бог весть.
Сигарета кончилась снова. Ася побаюкала дотлевающий окурок между пальцами, размышляя, не прикурить ли от него третью, но вместо этого, решительно отбросив очередной оранжевый светлячок, впотьмах выдавила на ладонь еще одну горошинку валидола и кинула в рот, а потом поднялась со скамьи. Довольно дурью маяться. Ночевать здесь собралась, что ли? Хватит тянуть, и так час поздний. Поехали. Я-то знаю, отчего ты тут приплясываешь на месте. Решиться не можешь. Но не откладывать же до завтра. И вообще незачем продлевать знакомство с миром парапсихологии, магии и колдовства. Каждую дорогу нужно пройти до конца, это так – но не идти же вот именно этой дурацкой дорогой целую неделю, хватит для нее и одного вечера. А ежели в полпервого ночи, когда возвращаться буду, пьяндыги зарежут на улице, так спасибо скажу.
Перед тем как спрятать листок бумаги с адресом, она еще раз вгляделась в него, с трудом разобрала цифры. Да, цифры запомнились, можно будет больше не смотреть. Цифры ничего не говорили ей. Мене, мене, текел, упарсин…
Она вовремя вспомнила, что, помимо сомнительного, почти мифического троллейбуса, к площади Мужества от "Пионерской" совершенно точно ходит пятьдесят пятый трамвай. Может, и крюк, зато надежнее, и вдобавок никого спрашивать не надо. Она очень не любила спрашивать, как пройти. Тошнило от бестолковых разговоров. Хотелось молчать.
Улицы были пустынны, и почти порожний трамвай, океанически раскачиваясь с боку на бок и гремя, с недневной скоростью легко летел сквозь темноту по прямой; Ася забыла, как проспект называется. Но что-то такое смутно знакомое узнавалось в окна, если получалось разглядеть это что-то по ту сторону собственного отражения в темном стекле. Кинотеатр? Точно, кинотеатр, типовой кинотеатр постройки середины шестидесятых, мы сюда ходили с Симагиным, смотрели что-то, целомудренно держась за ручки в темноте; потом с Антоном и с Симагиным, а иногда – просто с Антоном, когда гений творил нетленку и ему было не до нас. Другая жизнь. Три геологические эпохи назад. Эра рептилий, мезозой… Точно, сейчас поворот, вот и площадь; здесь посветлее. Ага, вон метро. На выход, мадам. Мадемуазель. Дебилка. Одиннадцатый час – самое время звонить в дверь незнакомой квартиры. Ну, точно, а когда дверь откроет какой-нибудь заспанный хмырь или голая поддатая парочка, осведомиться у них: простите, что у вас тут за свет Фавора? Соблюдайте светомаскировку!
