– Тысяча долларов?! – дошло до меня. – За вшивый кусок железа?! – завопил я во все горло, потеряв всякий контроль над собой.
– Тебе что, деньги важнее, чем я? – горько спросила Катька, после чего повернулась ко мне спиной и, поникнув головой, медленно ушла в гостиную, плакать.
– Если ты все-таки решишь сделать сегодня хоть что-нибудь для своей семьи, коробка с новым душем лежит в прихожей, – донеслось до меня из гостиной сквозь всхлипы и завывания. Хорошая жена ведь всегда простит мужа, когда неправа.
Я решил, что теперь из принципа не встану с дивана. Никогда! Ни за что! Я лег поудобнее и с надеждой взглянул в телевизор, но там как раз рекламировали какую-то умопомрачительную сантехнику, может быть даже, что тот самый душ, и я, зарычав в подушку, переключил канал.
В спальню вошел Тимофей с лейкой в руках и потопал к окну – поливать цветочки. Сначала он обильно полил большую пальму, стоящую на полу возле балкона, а потом вылил остатки воды в два больших цветочных горшка, расположенных на подоконнике. При этом Тимоха сделал значительную лужу, промахнувшись мимо последнего горшка.
Тимофей осторожно покосился в мою сторону, но я демонстративно уставился в телевизор, и тогда Тима взял за загривок Пафнутия, мирно дремавшего рядом, и вытер им эту лужу насухо.
Пафнутий даже не проснулся, а я уткнулся головой в подушку, чтобы не заржать в голос.
Тимофей на цыпочках вышел из спальни, и я отлепился от подушки, размышляя, кто из них, ребенок или кот, оказался большим лентяем.
От этих размышлений меня отвлек телефонный звонок.
Звонил Петр, и я насторожился, едва услышал его хриплый пропитый голос. Просто так, ради пустой болтовни, он бы мне звонить не стал. И действительно, сразу после привычного «здорово, обезьяна!» Петр зачитал мне утреннюю сводку:
– …Семен Эргерон, уроженец города Анадырь, был насильно увезен тремя неизвестными в масках из гостиничного номера ЛДМ в пятницу, около 23.00. Ведется розыск преступников и, по заявлению родственников, потерпевшего Семена Эргерона.
– Петруха, а скажи, у вас там, наверное, уже специальная группа создана по розыску этих самых чукчей? – спросил я осторожно. – Может, ты мне концы главного следака выдашь? Мне бы с ним поговорить…
Петр хрюкнул в трубку так оглушительно, что я вздрогнул:
– Ты, Иван, слишком хорошо о нашей системе думаешь. Никакой группы не создано и дела о похищениях, насколько мне известно, даже не объединены. Скажу больше, на этой сводке уже стоит гриф «в прессу не давать». Так что меня теперь интересует, что ты мне в ответ за мою любезность сделаешь?
– А что я должен сделать? – не понял я. Потом до меня, конечно, дошло, но Петр уже успел обидеться:
– Забыл уже, значит, свои обещания. Зажал радиобабу с круглой попкой. Для себя зажал, как я понимаю?
Я мысленно взвыл, но в трубу стал говорить очень ровно и взвешенно:
– Петр, я с ней поговорил. Она, хм-м, с мужиками не водится, понимаешь? У нее другая ориентация. Короче, тебе не повезло.
– Не везет – это когда на тебе пуленепробиваемый жилет, а тебя по роже бьют, – тут же откликнулся Петр.
– Да я серьезно – она другая!
– Да ладно заливать тут, она такая, «она другая»! – не поверил Петр. – Баба – она и есть баба, какая у нее еще может быть ориентация, кроме бабской!
– Ты чего, про лесбиянок никогда не слышал? – удивился я.
– Да слышал, слышал, – буркнул Петр. – Только не родилась еще та лесбиянка, которая бы устояла перед нормальным мужиком, – гордо заявил мне он, и я воочию представил, как он сейчас подкручивает свои пышные усы и расправляет мощные плечи.
– Петр, – умоляющим голосом начал я. – Я попробую что-нибудь сделать и тебе перезвоню.
– Спасибо, не надо, – сурово ответил Петр. – Телефон ее давай. Или говори, как зовут бабу, сам концы найду.
Я вздохнул три раза подряд, но так ничего и не придумал. Впрочем, я понимал, что, если Петр действительно позвонит Ленке, та немедленно настучит Марте, и тогда меня ждет что-нибудь похуже недельного бойкота.
– Что затих? – поинтересовался Петр после минутной паузы, но мне нечего было сказать ему.
– Мнэ-э, Петр, слушай, тут все не так просто… – начал снова бормотать я, и тогда Петр прервал меня и очень сухим и скучным голосом сказал:
– Я все понял. Зажал, значит, бабу. Ну, бывай! – и тут же повесил трубку.
Я лег на спину и пару минут лежал на диване, бессмысленно таращась в потолок, но тут как раз в спальню вошла Катька и, сдвинув брови в гармошку, укоризненно спросила:
– Ты здесь до вечера решил прохлаждаться? Учти, воду я уже сама перекрыла и старые краны все-таки вывинтила. Только там какие-то трубы идиотские, из них вода теперь хлещет во все стороны…
Половина человечества – дуры, подумал я устало, но вслух повторить не рискнул. Ну и ладно – теперь, по крайней мере, ясно, чем я буду занят весь сегодняшний выходной.
Впрочем, я, как всегда, ошибся – новый смеситель в ванную удалось поставить всего минут за двадцать, а вот оставшийся выходной я напрочь испортил беседой с нашим новым редакционным адвокатом.
Адвокат явился ко мне на дом без звонка, позвонив уже из машины, и потребовал меня к себе в салон, даже не назвав своего имени.
Я, разумеется, принялся изумляться, и тогда он, сипло кашляя в микрофон, начал всерьез пугать меня нашествием скрытых видеокамер и разных подслушивалок, которые наверняка уже установлены у меня в квартире.
Мне было лень спорить, и я действительно поплелся к нему в машину – старый, видавший виды «форд», припаркованный под моим окном.
– Я – Андрей Николаевич Воробьев, – шепотом сообщил мне грузный пожилой мужчина, сидящий за рулем. – Вы вынули аккумулятор из своего телефона? – Он показал мне свой телефон со снятой крышкой, где действительно недоставало аккумулятора.
Я вспомнил, с каким трудом проделывал однажды эту процедуру со своим телефоном, чтобы заменить там сим-карту, и категорически замотал головой:
– Ничего я вынимать не буду. У вас паранойя.
Адвокат еще больше посерьезнел лицом, но зато уже нормальным, звучным голосом сказал:
– Если у вас паранойя, это вовсе не значит, что за вами никто не следит. Давайте хотя бы спрячем ваш телефон в бардачок.
Я понял, что упираться бесполезно, и отдал ему свой телефон. Пока он прятал его в бардачке, заворачивая в какие-то тряпки и накрывая книжками, я раздумывал о том, где в транснациональных концернах находят таких персонажей. Почему мой адвокат не выглядит, как те, пельменные, – представительно и вальяжно? Почему он похож на забытого при переезде пингвина – унылого, голодного и нервного?
– Я получил определение суда по вашему делу, – опять шепотом начал рассказывать Андрей Николаевич. – Мы проиграли это дело в первой инстанции вчистую.
