— Это одна из причин, почему я перестала упражняться, — сказала Шари, усаживая себе на колени насытившуюся Келли. Двое самых младших уже лежали в постели, большинство остальных гуляли на улице в потемках, одетые в позаимствованные у О’Нилов теплые вещи. Дети просто упивались свободой носиться и играть, что представляло большую редкость в подгороде. — Я просто чувствовала себя измотанной. Забота о детях, да плюс к этому еще и паршивая еда. И некуда их отослать, где бы было так же безопасно, как здесь. Поэтому они всегда при мне.
Она обняла Келли и потерлась щекой о макушку сонной девочки.
— Не то чтобы я возражала, сладенькая. Но так приятно получить передышку.
— Что ж, здесь вам нет никакой паршивой еды, — решительно произнес Папа О’Нил. — И вам определенно нужен отдых. Я хочу, чтобы вы остались и на завтрашнюю ночь. Вот тогда мы поедим по-настоящему.
— Ну, не знаю, — откинулась на спинку стула Шари. — Так много дел…
— Ничего суперважного, — сказала Уэнди. — Ясли — это мы. Да нам вовсе можно не возвращаться.
— Не совсем так, — сказала Шари. — Дети на нашем попечении, но мы не их опекуны. Это можно рассматривать как похищение.
— О’кей, — сказала Уэнди, признавая аргумент. — Но нам не обязательно возвращаться утром. Мы можем остаться.
— А как насчет сержант-майора? — спросила Шари. — Ему ведь надо вернуться, так?
— Не так, — ответил Мосович. — Если понадобится, нас вызовут; отсюда я могу добраться до штаба корпуса за то же время, что и из казармы. Мы в любом случае на службе; приказ оставляет все на мое усмотрение. А еда здесь лучше, и пейзаж красивее, — закончил он и подмигнул Уэнди.
— Ну вот, — сказала Уэнди и показала ему язык. — И я думаю, что Энни здесь лучше, чем в подгороде.
— Я тоже так думаю, — сказала Элгарс. — Не знаю, воздух ли это, еда или что. Но первый раз я чувствую себя по-настоящему… живой. Цельной.
— Ну, если только мы не в тягость, — в последний раз произнесла Шари.
— Если бы вы были в тягость, я бы не настаивал, — широко улыбнулся Папа О’Нил. — Мне так и хочется вас подкормить, — продолжал он, пихая ее в ребра. — Вы чересчур тощая. Тощая, тощая, тощая.
— Честно говоря, это звучит здорово, — почти захихикала Шари, шлепая его по руке, пока он не перестал. Закончила она тем, что зажала его пальцы, потом отпустила. Но не слишком поспешно.
— Все это приятно, — с улыбкой произнесла Уэнди, откинулась назад и потянулась. — Но день был утомительный. Думаю, всем пора в постель…
Мюллер внезапно сильно закашлялся.
— Ой, простите, — пропыхтел он и быстро отвел взгляд. Уэнди замерла, не закончив потягивание, и посмотрела на него, прищурившись.
— Я лишь хотела сказать: «и отдохнуть до завтра». Мастер-сержант Мюллер, я вам не показывала фотографию моего бойфренда?
* * *
— Ого, — пробормотала капитан Слайт. — Полагаю, он просто не мог не быть самым большим в классе.
Первый сержант Богданович не стала фыркать. Богданович, «Грозила» лишь для некоторых избранных ветеранов батальона, была невысокой мускулистой блондинкой со светлой кожей, почти просвечивающей, как бумага, после проведенных в скафандре лет. Она пришла в батальон задолго до первых сражений и считала, что видела уже все. Но и Грозиле пришлось согласиться, что первый лейтенант, явившийся к командиру роты с докладом о прибытии, был крупноват . Казалось, он явно испытывал проблемы, протискиваясь в дверь. Она надеялась, что под него можно будет подогнать какой-нибудь скафандр. С другой стороны, он выглядел так, словно сможет перенести прямое попадание ГСР в грудь и без скафандра.
— Серж… Лейтенант Томас Санди-младший. Разрешите доложить о прибытии, — произнес Санди, отдавая честь.
Санди спрашивал себя, правильно ли выбрано время для доклада; большинство солдат роты было распущено, и до него доносился шум расселения по казармам. Но офицеры и сержанты явно не расслаблялись. Он отметил про себя, что такова была и обычная практика в Десяти Тысячах, в отличие от его первого подразделения из Наземных Сил, и он пока не разобрался, какой из этого следует вывод.
— Вольно, лейтенант, — сказала Слайт. — Это первый сержант Богданович. Позже она познакомит вас с вашим взводным сержантом.
Слайт помолчала, потом деликатно продолжила:
— Похоже, что вас недавно повысили в звании…
— Так точно, мэм, — признался Санди. — Мне присвоили чин первого лейтенанта за пять минут до того, как я покинул Десять Тысяч.
Слайт улыбнулась, а первый сержант усмехнулась.
— Что ж, нахальство Катпрайса достойно восхищения. Кем вы были до столь внезапного повышения? Эл-тэ два?
— Нет, мэм, — нахмурился Санди. — Я был штаб-сержантом.
— Хм-м, — пробормотала Слайт, сдвинув брови. — Мне надо будет это обдумать. Думаю, подтекст ясен. Он дает нам понять, что из вас выйдет неплохой командир взвода ББС. А что вы сами об этом думаете?
— Мне это не слишком нравится, мэм, — признал Санди. — У лейтенантов не доходят руки убивать послинов. Я стремился надеть скафандр, чтобы лупить лошадей, а не возиться с бумагами и «определять сектора обстрела». И… в чине сержанта Флота, или штаб-сержанта Наземных Сил у тебя есть некоторые привилегии, которых ты… не имеешь в качестве лейтенанта. Помимо возможности бить лошадей.
— Вот что я вам скажу, лейтенант, — с еще одной легкой улыбкой произнесла капитан. — Давайте пока поставим вас командиром взвода. И если мы решим, что вам это не подходит, мы сделаем вас снова сержантом без всяких угрызений совести; в Ударных Силах Флота людей постоянно тасуют подобным образом без всяких последствий для их послужного списка. Такое устроит?
— Как скажете, мэм, — прогромыхал Санди.
— Вы уже видели командира батальона? — спросила она. — Он обязательно беседует с каждым вновь прибывшим офицером.
— Нет, мэм. Мне велели сначала доложиться командиру роты.
— О’кей, — сказала она. — ПИР?
— Майор О’Нил в своем офисе, и просматривает расписание тренировок, — тут же откликнулся ПИР. Он говорил низким мужским баритоном, в отличие от тех, которых доводилось слышать Санди. Они все сплошь имели женские голоса. — Его ПИР говорит, он будет рад отвлечься.
* * *
Майк кивнул Санди и козырнул в ответ.
— Не напрягайтесь, лейтенант, — произнес он, и улыбка разогнала его вечную нахмуренность. — Садитесь.
Офис был маленьким, меньше, чем у командира роты, и, как и у нее, ничем не украшен. За спиной майора стоял на стремянке рядовой из обслуживающего подразделения и рисовал на стене девиз. Он пока добрался лишь до слова «последним», выведенным черной краской жирным готическим шрифтом.
Майор откинулся на спинку стула и взял сигару, тлевшую в пепельнице.
