— А знаете, — сказала Уэнди, — он больше практически не проявляется. В смысле, акцент.
— Как бы то ни было, вот почему нас так ошарашило, — сказал Мосович.
— И что вы думаете? — тихо спросила Элгарс. — Вы считаете, крабы вложили в мою голову разум вашего друга? Кто я — Энн Элгарс или эта самая Эллсуорси? Похожие фамилии, оба снайперы? Думаете, это так?
— В общем-то нет, — сказал Мосович. — Эллсуорси была… более странной, чем вы. Жутко чудной. Вы кажетесь гораздо…
— Стабильнее, — сказал Мюллер. — Не поймите меня неправильно, на задании Эллсуорси была великолепна. И она была отличным снайпером-инструктором. Но была совершенным бесенком, когда снимала форму; вы на порядок стабильнее ее во всех смыслах, даже если ваша голова привинчена не слишком крепко.
— Ну спасибо, мастер-сержант, — язвительно произнесла она.
— Простите, мэм, не в обиду, — поспешно сказал он.
— Итак, как это повлияет на ваш рапорт полковнику Катпрайсу? — спросила она Мосовича.
— Думаю, я просто пошлю ему отчет со всей этой сумасшедшей историей, — ответил сержант-майор. — Вы хорошо двигаетесь на пересеченной местности, и мы знаем, что вы умеете стрелять. Если бы вы были рядовым или штаб-сержантом, то и вопроса не возникало бы. Но что касается капитана, тут он пусть решает сам. Что до меня, я думаю, вы сможете освоить эту работу.
— Спасибо, — сказала Элгарс. — Мне нужно было это услышать. И я должна признаться, что не знаю, что еще может прятаться в глубине моего сознания. Или кто я на самом деле.
— О, я думаю, вы с этим справитесь, — сказал Мосович. — Хотя это вкладывает совершенно новый смысл в понятие «познать самого себя». В долгосрочной перспективе, я думаю, с вами будет все в порядке. Ну, если так можно сказать про любого из нас в нынешние времена.
Он посмотрел в гостиную, где Папа О’Нил с Шари танцевали под «Полет на Ковре-самолете».
— У некоторых, разумеется, получается лучше, чем у других.
О’Нил подошел рука об руку с Шари и неопределенно помахал им.
— Доброй ночи, народ. Мы несколько устали и отправляемся на боковую.
С этим они оба направились к лестнице, держась за руки.
— Нет, вы только посмотрите, — с горечью произнесла Кэлли. — И еще говорит мне не ходить в город!
— Они оба достаточно взрослые, чтобы принять решение по этому поводу, — указала Уэнди. — Достаточно, чтобы быть твоим дедушкой в одном случае и матерью — в другом.
— И он достаточно стар, чтобы быть ее отцом, — указала Кэлли.
— Согласно Корану, идеальный возраст для жены равен половине возраста мужчины плюс семь лет, — речитативом продекламировал Мюллер. — Что делает тебя все еще слишком юной для меня. Фактически… — Он посмотрел в потолок и посчитал на пальцах. — Думаю, это значит, идеальный возраст парня для тебя будет… как у тебя самой.
— С другой стороны… — сказал он, поворачиваясь к Уэнди.
— Минуточку, — произнесла она и полезла в задний карман джинсов.
— Ага! — воскликнул Мосович. — Пресловутое фото бойфренда.
Мюллер взял его и с ухмылкой посмотрел. Затем на лице появилось озадаченное выражение, которое через мгновение сменилось шоком.
— Господи Иисусе.
Он передал фотографию Мосовичу.
На ней стояла Уэнди, бестолково-радостно улыбаясь в камеру. Бок о бок с ней стоял мужчина в «Мар-Каме», почти с таким же выражением. При взгляде на снимок до сознания труднее всего доходил факт, что Уэнди, вовсе не миниатюрная юная леди, выглядела словно детская кукла рядом с… горой.
— Это твой бойфренд? — спросил Мосович.
— Да, — сказала Уэнди. — Он сержант в Десяти Тысячах. Шесть футов восемь дюймов
[49]
, сто сорок килограммов. Большинство из них мышцы. Мы познакомились во время Сражения за Фредериксберг. Впрочем, нет. Мы много лет ходили в одну школу. Иначе говоря, я никогда его по-настоящему не замечала до Сражения.
— Ну так что, мне нужно дожидаться, пока меня не спасут посреди боя? — спросила Кэлли. — Кроме того, более вероятно, что спасать буду я.
— Нет, но тебе следует подождать еще несколько лет, прежде чем принимать решения, которые определят твою дальнейшую судьбу, — рассмеялась Уэнди.
— Усекла, — мотнула головой Кэлли. — Зарегистрировано и подшито. О’кей?
— О’кей, — сказала Уэнди.
Элгарс встала, подошла к Мюллеру и склонила голову набок. Мгновение спустя она нагнулась, перебросила одну его руку через плечо, затем уперлась своим плечом ему в живот и взвалила его на спину. Она несколько раз согнула ноги в коленях на пробу, затем кивнула.
— Думаю, что смогу, — произнесла она. Напряжения в голосе совсем не чувствовалось.
— А что, собственно, вы делаете? — спросил Мюллер, висевший более или менее вертикально. Он не мог пройти мимо факта, что его голова находилась примерно на одном уровне с ее ягодицами.
— Насколько мне известно, я еще не была ни с кем в постели, — ответила она, размеренно шагая к лестнице. — Вы подойдете.
Мосович открыл было рот и поднял палец в знак протеста, но затем опустил. Поскольку они с Мюллером были из Флота, а Элгарс из Наземных Сил, то, формально говоря, это не подпадало под правила, регулирующие взаимоотношения среди личного состава. И если они переживут подъем по лестнице, остальное будет в порядке. Он проглотил свой самогон, оглядел стол и содрогнулся.
— Думаю, это означает, что убирать со стола придется нам, — сказал он. — Поскольку я намерен избежать гнева и бойфренда, и местного фермера.
Кэлли вздохнула и принялась собирать тарелки.
— Когда-нибудь, — произнесла она, поглядывая в сторону лестницы.
* * *
— Когда-нибудь поступят и хорошие новости, — произнес монсеньор О’Рейли, глядя на только что прибывшего посетителя.
Индой Аэлоол состроил гримасу, эквивалентную несогласию у индоев.
— А откуда взяться хорошим новостям? Для них никаких оснований, как ни напрягай воображение.
Четырех футов ростом, зеленое, покрытое «мехом» и с лицом летучей мыши двуногое существо сидело в кресле и болтало взад-вперед ногами, словно ребенок, хотя его возраст насчитывал, вероятно, не менее двух сотен лет. В отличие от буквально всех без исключения индоев, с которыми довелось сталкиваться О’Рейли, у вождя Клана Трив, всех его четырнадцати миллионов, присутствие людей, казалось, никогда не вызывало беспокойства или волнения. Либо он всем нутром понял, что люди, хотя и являлись всеядными существами, не собираются его спонтанно убивать из-за какой-нибудь ошибки, либо он был почти противоестественно отважным. О’Рейли так и не пришел к выводу, какое предположение истинно.
