Но несмотря на то, что ихтиане неустанно плели, чинили и ставили сети, на то, что охотники вроде Джейсона собирали крабов и вытаскивали прочих морских обитателей из расщелин рифов при помощи гарпунов с костяными наконечниками, голод не покидал залив. Вот вам и счастливая жизнь под водой. Но Работа… о, Работа шла.
– Представители Свободы идти, – «сказал» Джейсон.
Ихтиане, в отличие от дельфинов и других морских млекопитающих, дышали жабрами, поэтому не могли произносить звуки. В их лобной пазухе располагался орган, похожий по строению на внутреннее ухо, который преобразовывал команды, посылаемые мозгом, в высокочастотные звуки. Также с его помощью ихтиане могли маневрировать в условиях нулевой видимости, например в пещере или в легком иле. Ихтиане также могли получать и воспринимать, в определенном интервале частот, звуковые картины, создаваемые дельфиноидами. Для разговора ихтиане использовали своеобразную, присущую только им речь.
– Судьба тоже, – ответил Брюс.
Прозвище Чернобородый появилось благодаря шутке, которая пользовалась популярностью в те времена, когда он только-только Изменился. Он тогда говорил, что его настоящей целью было найти сокровища пирата по прозвищу Черная Борода, и на самом деле довольно долго их искал. Сам Брюс черным совершенно точно не являлся. Его кожа была абсолютно белой, волосы – светлыми, а хвост покрыт золотистой чешуей. Но кто-то назвал его Чернобородым, и прилипшее прозвище осталось, даже когда он стал одним из лидеров Работы – бесконечного проекта по возвращению коралловых рифов в исконное состояние.
Спад, несомненно, отсрочил завершение Работы. Даже Брюсу пришлось признать, что охота и собирательство в рифах теперь стали необходимостью, а не примитивным развлечением. А водоросли, насажденные человеком, которые до того нещадно истребляли, теперь взращивали почти с такой же заботой, что и детей. И все же Работа продолжалась.
Брюс Чернобородый был одним из самых известных ихтиан в сообществе, и он славился выступлениями в пользу продолжения Работы. Хотя бы по мере сил и возможностей. Среди его соплеменников всегда было принято свято верить, что Работа важнее, чем какие бы то ни было временные разногласия.
Иногда Джейсон задумывался над тем, было ли в жизни что-то важнее Работы. Например, то, как не попасть в жернова большой войны.
– Сражаться быть, – сказал Джейсон.
– Сражаться проиграть, – ответил Брюс, – всегда сражаться проигрывать. Нейтральные. Нейтральные быть.
– Свобода, – ответил Джейсон.
– Судьба! Свобода! Сражаться проигрывать! Нейтральные быть! – Последние слова сопровождались специфическими звуками, заимствованными у дельфинов. На тональном жаргоне это означало: «Я лидер, а не ты, и ты мне подчинишься!»
Джейсон, однако, распознал скрытый намек. Брюс говорил с ним как заботливая мать с простодушным, наивным дитем. Его это не радовало, но возразить было нечего.
– Свободы представитель Тальбот. Идет.
– Где? – спросил Брюс, наконец обернувшись, чтобы посмотреть на молодого ихтианина. – Охотиться, – сказал он, жестом показав на сети. – Еда надо, нейтральные быть.
Выслушав это, Джейсон отвернулся и уплыл, так мощно дернув хвостом, что чуть было не задел его кончиком голову старшего.
Если Брюс и обиделся, это Джейсона не волновало нисколечко. Он с удовольствием написал бы в кильватер.
Герцер отказался ужинать с Эдмундом и отправился обратно в казарму. За одну кредитку его накормили пережаренным и пересоленным куском говядины, разварившейся картошкой с прогорклым соусом и распаренными бобами. Однако он утешил себя мыслью, что это, во всяком случае, лучше, чем «шимпанзятина». В казармах он не увидел никого знакомого, по крайней мере никого из его группы точно не было. Неудивительно, из его группы вообще мало кто выжил.
После ужина Герцер вернулся в свою комнату, не зная, куда бы податься и чем себя занять. Он мог бы пойти в бар «О» и напиться до свинского состояния, но это мало привлекало. Там всегда были женщины, если б он сверкнул медалями, то мог бы попасть к одной из них в постель. Но ему нравилось думать, что он выше этого. Молодой человек повалялся на койке, положив руки под голову, но вскоре встал и зашагал по комнате. Надо было остаться на обед у Эдмунда. Он едва успел перекинуться парой слов с Рейчел и Данаей, а они были для него едва ли не самыми дорогими людьми в мире. Или хотя бы пойти в бар – опрокинув пару бутылок, он, наверное, смог бы уснуть. Герцер понял, в чем дело: он так привык все время быть занятым, что теперь, имея свободное время, не знал, что с ним делать. Отдыхать лейтенант Кровавых Лордов разучился.
В конце концов он стянул тунику, открыл стенной шкаф и, дважды все проверив, понял, что у него вообще нет гражданской одежды.
– Герцер, ты погряз в этом дерьме, – пробормотал он, натягивая простую тунику и дорожный плащ, и вышел из казармы.
Лейтенант направился в центр города, в сторону таверны Тармака, затем свернул налево и, повинуясь сиюминутному порыву, пошел к общественным баням. Приблизившись к зданию, он остановился и даже присвистнул. Там, где раньше стояли три деревянных домика, разросся комплекс из почти что дюжины строений. И, судя по количеству людей, входящих и выходящих из дверей, там было полгорода. Герцер не без опаски направился к центральному зданию и вошел в одну из дверей. Он оказался в просторном, хорошо отапливаемом холле. Молодой человек снял плащ и прошел дальше.
В следующей комнате, жарко натопленной и пропахшей хлоркой, за столами сидели человек шесть в униформе. Герцер никого из них не узнал и надеялся, что взаимно.
Одна из служащих, девушка, на вид подросток, кивнула ему, и он подошел к ее столу.
– Какой ты огромный, – сказала она с улыбкой. – Я тебя раньше не видела.
– Меня не было… – Он задумался. – Года два. Так что, я думаю, тебе придется рассказать мне, какие здесь теперь порядки.
– Жаль, что мне нужно тут сидеть, я бы с радостью сама тебе все показала, – расплылась она в широкой улыбке. – Но все не так уж и изменилось. – Она нырнула под стол и достала мешок, помеченный сложным символом, и деревянную бирку. – Возьми мешок, иди через дверь. Там раздевалка и полотенца. Возьми полотенце, сложи вещи в мешок и отдай дежурным. Они его запечатают и сохранят бирку.
– А что во всех этих зданиях?
– Ну, у нас есть душевые, и, пожалуйста, зайди туда и помойся, перед тем как идти в бани, – сказала она строгим тоном. – В одном здании только женские бани, в другом мужские. Есть бассейн, он общий… Там и поесть можно. А еще есть фитнес-центр.
– Фитнес-центр? – переспросил Герцер. – Что-то мне не по себе. Может быть, здесь еще и плавки положено надевать?
– Необязательно, – улыбнулась девчушка, – некоторые не носят. Но они продаются в сувенирной лавке, здесь за углом, – добавила она, махнув рукой в сторону.
