Максим стоял рядом, подставив бризу обнаженные руки. Женщина могла бы склониться к нему и слизнуть соленые брызги с плеча, но сдержалась, принимая во внимание, что всю последнюю ночь на суше они провели, с немым отчаянием занимаясь любовью. Им едва хватило времени наскоро окунуться в море, прежде чем пришла пора буксировать «Морской цветок» мимо коралловых рифов.
Остаток дня был наполнен изнуряющей работой, чему Имена была очень рада. Такелаж следовало проверить и укрепить, так же как и каждый дюйм судна, чтобы убедиться, что после ремонта все в порядке. Весь день женщина провела на ногах либо взбираясь по снастям.
Она поняла, что накрыла лежащую на поручне руку Максима своей и потирает его кожу большим пальцем.
– Давай спустимся в трюм, – предложила она.
– Снова проверки? – уточнил он.
Уголки его губ искривились, показывая, что он говорит вовсе не о работе.
– Вроде того. На вахте стоит Роксана, поэтому мое присутствие на палубе не требуется.
– Но здесь очень мило, – заметил Максим. – Могу составить тебе компанию, если пожелаешь остаться.
– Так ты не хочешь идти со мной в каюту?
– Только если ты этого хочешь, Имена, – ответил герцог. – Тебе вовсе не обязательно угождать моим желаниям.
Она усмехнулась:
– О, у меня тоже имеются желания. Несомненно, прошлая ночь тебя в этом убедила, если ты до сих пор этого не знал.
Максим пожал плечами.
– С тобой я всегда готов, – произнес он.
Женщина пристальнее вгляделась ему в лицо, чтобы понять, шутит он или нет, но Максим был серьезен, очень серьезен. Она подумала, не переживает ли он до сих пор касательно ее подозрений о нем, Анне и Сюзеле.
Имена снова стала смотреть в морскую даль, хотя и ощущала на себе пристальный взгляд герцога. Не глядя на него, она протянула ему руку.
С кормы доносились звуки музыки – флейты, струнных, барабана, – к которым вскоре присоединились голоса, распевающие песню под аккомпанемент притопывания ног по палубе.
– А еще мы можем потанцевать, – предложила Имена. – Немножко.
Усмехнувшись, Максим обнял ее за талию и приподнял в воздух.
– Один танец, а потом еще один, – сказал он. – Именно этого и недоставало в нашем вечере. Пойдем на корму?
– Нет, останемся здесь, – решила Имена. – Музыка и отсюда прекрасно слышна.
Она хотела побыть с Максимом наедине. Если они присоединятся к празднующей команде, герцог почувствует себя обязанным вести разговоры и танцевать со всеми желающими, да и сама она не сможет оставаться сторонним наблюдателем.
Не вступая в дальнейшие пререкания, Максим закружил ее, и Имена узнала фигуры танца, исполняемого в его герцогстве. Палуба корабля не была приспособлена для танцев, но они справились, исполняя головокружительные повороты и импровизированные прыжки через швартовую тумбу. Максим даже поднял ее в воздух и кружил до тех пор, пока она не залилась звонким смехом.
Музыка постепенно затихала и наконец прекратилась совсем. Задыхаясь, Имена вцепилась в Максима, обвив руками его талию. Он чмокнул ее куда-то рядом с ухом, снова оторвал от палубы и прижал к груди, потом поставил на ноги.
Теперь с кормы доносилось позвякивание кружек – это развеселившаяся команда решила освежиться.
– Давай спустимся в трюм, – предложила Имена. – Можем выпить в нашей каюте.
– Теперь это наша каюта, не так ли? – уточнил Максим по дороге.
Имена даже не осознала, что произнесла именно эту фразу, пока он не повторил ее слова.
– А ты предпочел бы, чтобы я говорила «твоя каюта»? – спросила она.
Придерживая перед ней дверь открытой, герцог фыркнул:
– Что у тебя есть выпить?
Имена сняла пальто, подошла к одному из сундуков и откинула крышку. Треть его внутреннего пространства была занята деревянной рейкой, поддерживающей ряд бутылок, как стеклянных, так и керамических. Максим заглядывал ей через плечо.
– Не эта ли штука настояна на кактусе? – недоверчиво уточнил Максим, указывая на круглый керамический кувшин, обвитый веревкой и лежащий поверх нескольких одеял.
– Полагаю, что да, – ответила Имена. – Да, припоминаю. На вкус как зеленый огонь, а наутро после того, как выпьешь… Ох! Не хочешь ли глоточек?
– Определенно нет, – отказался герцог, – особенно если ты ожидаешь, что мы еще потанцуем сегодня.
Имена вытащила светлое золотое медовое вино и более темную рисовую настойку:
– Одно из этих?
– Давай медовое, – сделал выбор герцог. – Давненько его не пробовал.
Они сели, скрестив ноги, на ее койке и принялись потягивать вино из крошечных синих стаканчиков. Подняв глаза, Имена обнаружила, что Максим наблюдает за ней. Он ничего не сказал, просто еще несколько мгновений удерживал на ней взгляд, заставляя сердце ее биться быстрее. Вытянув руку, она поместила стакан в специальную нишу, затем подалась вперед и обхватила его лицо ладонями.
Максим поднял свой стакан и прижал его к губам женщины. Ободок хранил тепло его губ. Он постучал пальцем по стеклу, и Имена сделала глоток, после чего поцеловала его, передав ему в поцелуе немного вина в рот. Он отпил из стакана и повторил ее действие. Они продолжали так до тех пор, пока оба стакана не опустели, а головы не закружились от всепоглощающего желания.
Руки Максима неспешно скользили по ее предплечьям от запястья до локтя и обратно. Этот жест одновременно и успокаивал, и разжигал огонь страсти.
– Не повторить ли нам прошлую ночь? – спросил он. – И разговаривать не придется.
В голосе его Имена уловила тоску.
– А мне казалось, что тебе нравилось то, чем мы занимались вчера, – заметила она.
Для нее большим утешением было осознание того, что они находятся лишь вдвоем и никто на них не смотрит, что можно любить, забывая саму себя, и не бояться, что, пока внимание ее занято другим, случится какая-нибудь катастрофа.
– Мне всегда нравился секс с тобой, – признался Максим, притягивая женщину к себе и чмокая ее в кончик носа. – Но и разговаривать с тобой мне очень нравится.
Имена высвободилась из его объятий.
– В чем дело? – спросила она. – Что ты пытаешься мне сообщить? Оставь свои дипломатические ухищрения и просто скажи.
Максиму явно было очень неуютно, что было совсем для него несвойственно.
– Ты меня не любишь, не так ли?
Имена никак не могла совладать со своим дыханием. Когда ответа не последовало, Максим отвернулся от нее, скрестив руки на груди и опустив ресницы, чтобы скрыть выражение глаз.
– Я люблю тебя, Имена, – низким голосом произнес он.
