— Ему можно доверять, — отозвалась Камилла.
— Мы же пришли сюда сами, — заметила Сильвия. — Хорошо, конечно, что он отвлекает внимание от нас, но, как только мы решим уходить отсюда, он может оказаться помехой.
Эти слова привели Камиллу в некоторое замешательство, однако она твердо произнесла:
— Он будет ухаживать за моими лошадьми.
— Каспар и я…
— А Каспар и ты будете защищать меня, — оборвала ее герцогиня. — Это гораздо проще, чем уход за лошадьми, и не требует специальных навыков.
— Мадам! На вас, наверное, повлияло… гм… — Не найдя подходящего приличного слова, служанка сделала в воздухе красноречивый жест рукой, который Камилла предпочла не заметить.
— Ты забываешься, Сильвия, — холодно отчеканила она. — За все, что с нами происходит, несу ответственность только я одна. Твое мнение значения не имеет.
Неодобрительно поджав губы, Сильвия коротко поклонилась и поспешила убраться вон. Камилла вздохнула. Она не должна была позволить девице даже начать этот глупый разговор, но таков уж был у Сильвии характер, и Камиллу он в общем-то устраивал. Ей до смерти надоели все эти «да, ваша светлость», «обязательно, ваша светлость», «как пожелаете, ваша светлость».
* * *
После полудня Анри отправился назад в конюшни герцога, чтобы доставить оттуда одного из племенных жеребцов. Предполагалось, что жеребец не будет следовать с ними дальше, однако Анри высказал идею привести его на ферму для молодняка, дабы не вызвать подозрений. После некоторых размышлений Камилла велела выбрать из табуна герцога племенного скакуна по имени Горячий, именно его она предназначила для течной Гирлянды.
Сильвию, по-прежнему одетую в мужское платье, она послала купить кое-что из провианта, а Каспара попросила ее сопровождать. Каспар, в рубахе, шапке и короткой куртке, уже не так бросался в глаза, поскольку одежда скрывала его безволосый торс и бритую голову, поэтому можно было не опасаться, что в нем узнают дворцового евнуха. Камилла осталась в одиночестве, она уже жалела, что не позволила Анри привести к ней ее любимых лошадей, чтобы она могла приласкать их или хотя бы дать им возможность вспомнить ее, ведь они вполне могли отвыкнуть от своей хозяйки.
Ей стало грустно. Она достала из баула книжку элегий на мифологические темы, но не смогла сконцентрировать внимание на красивых и чуть выспренних стихах. Тогда она взяла из седельной сумки свой альбом и угольный карандаш. Затем уселась недалеко от входа в сарай с конским снаряжением и принялась рисовать лошадей. Это занятие всегда успокаивало ее и располагало к размышлениям.
Прошло еще слишком мало времени с момента бегства, и во дворце ее пока наверняка не хватились. Камилла очень хорошо изучила склонности своего муженька, она знала, что после оргии, которая длилась всю ночь напролет, он проснулся только после полудня, потом потребовал принести ему бренди, чтобы избавиться от похмелья и сопутствующей головной боли, и обслуживали его, естественно, любовницы. Сейчас, когда Камилла почти освободилась от него, ее страх немного отступил, уступив место чувству облегчения и презрению. Повинуясь нахлынувшему ощущению свободы, она нарисовала испражняющуюся лошадь и прямехонько ей под задранный хвост поместила своего супруга. Отведя руку в сторону, посмотрела на результат своего творчества и звонко рассмеялась неожиданному ребячеству.
Камилла никогда не любила Мишеля. Отец выбрал ей в мужья младшего сына правителя соседнего герцогства только для того, чтобы тем самым скрепить их политический союз и обеспечить солидное денежное вливание в свою казну. В молодости Мишель был смазливым, крепким и энергичным парнем и никогда не упускал случая получить удовольствие. Неуемная энергия, с которой он занимался с ней любовью, иногда доставляла Камилле наслаждение, чего она сама не ожидала, учитывая, что между ними был заключен договорный брак.
На ранней стадии их супружества Мишель даже старался доставить ей чувственное удовлетворение или, по крайней мере, делал вид, что она его возбуждает и он хочет добиться от нее того же. И вообще он делал жене всяческие поблажки: позволил выступать на совете, несколько раз в неделю присутствовать на заседаниях суда, пожаловал кое-кому из выдвиженцев Камиллы титул баронета, согласился рассмотреть ее рекомендации относительно налогообложения и десятин, полученных от протектората Максима.
Когда-то Камилла надеялась достичь определенных соглашений с Мишелем. Она была готова идти на компромиссы и думала, что убедит его поступать так же. Он был выходцем из того же мира политиканов и царедворцев, в котором воспитывалась и она сама, и поэтому должен был понимать ее стремление извлечь из их договорного брака выгоду для своего герцогства. Ей и в голову не могло прийти, что с течением времени она вообще утратит какую-либо возможность разговаривать с супругом, и уж тем более то, что он очень быстро использует свое новое положение по максимуму и решит стать единовластным правителем в их союзе, в котором должен был играть второстепенную роль. На примере собственной матери Камилла обязана была догадаться, что именно так все и произойдет. Однако ее мама была младшей дочерью графа, а не единственной наследницей герцога. Камилла по простоте душевной полагала, что это все-таки существенная разница, но, как выяснилось, для Мишеля она была в первую очередь женщиной и его собственностью, а уж потом дочерью герцога.
Даже в те времена Камилла могла бы приложить усилия, чтобы полюбить Мишеля или хотя бы почувствовать к нему симпатию, если бы он не начал почти ежедневно проявлять беспричинную грубость и даже жестокость по отношению к слугам и к ней самой. У Камиллы не было прямых доказательств, но зато появились вполне обоснованные подозрения, что именно Мишель каким-то образом спровоцировал и подстроил смерть Жермена, который был старшим евнухом при дворе отца еще во времена ее детства. Жермен умер буквально за несколько дней до того, как Камилла дала согласие выйти замуж. А после ухода в мир иной ее отца бездушие и грубость Мишеля стали просто невыносимыми, ведь теперь ему не перед кем было играть роль хорошего мужа и почтительного зятя. Впервые Камилла увидела в его постели проститутку — вернее, сразу двух — ночью в день похорон отца. Она по-прежнему оказывала ему благосклонность, ведь он теперь стал новым герцогом по закону, однако вскоре уже не могла мириться с его сексуальной неразборчивостью, эгоизмом, высокомерием, заносчивостью, чванством и супружеской неверностью.
Постепенно Камилла начала терять власть при дворе. Сначала Мишель отобрал у нее один присутственный день в суде, затем другой, потом еще один, сначала объясняя это тем, что якобы хочет предоставить ей больше свободного времени, чтобы побыть с любимыми лошадками, а потом, уже сильнее раздражаясь, сказал, что ее женская мягкость отрицательно влияет на вынесение справедливых приговоров. Камилла принялась отстаивать свои права и на первый взгляд взяла над ним верх, но оказалось, что коварный Мишель аннулировал все ее вердикты. Он отослал евнуха Казимира, приставленного к ней в ранней юности, для видимости предложив ему преждевременную почетную отставку за верную службу, а на самом деле просто лишив жену самого стойкого и преданного защитника и наперсника.
