— Господин Фуйе, вы по-прежнему доверяетесь мне?
Кивните в знак согласия, если не можете говорить. Тот кивнул, а Камилла почувствовала, что у нее теснит в груди. Сильвия рядом с ней жадно перевела дыхание. Неужели есть какая-то радость в избиении другого человека, тем более связанного? — удивлялась Камилла. Разве может доставлять удовольствие боль? Однажды герцог отхлестал слугу до крови за какое-то незначительное прегрешение у нее на глазах, и она потеряла сознание. С тех пор Мишель, поняв, что это ее больное место, начал постоянно грозить ей такой же карой.
Заметив, как побледнела госпожа, Сильвия взяла ее за руку и тихо пробормотала:
— Мадам, ну что вы, в самом деле! Каспар не сделает ему больно. Этот парень получит удовольствие, вот и все. Смотрите, и вы все сами увидите.
Вытащив из второго мешочка две плети, Каспар, кружа вокруг Фуйе, принялся охаживать его по спине, груди и бедрам — сначала медленными, размеренными движениями, потом постепенно наращивая темп, действуя в такт барабана. С каждым ударом Фуйе извивался и издавал стоны, мышцы на его груди и ягодицах сжимались и разжимались.
Как ни странно, крови не было. Внезапно Фуйе несколько раз дернулся, но ремни под яичками не позволили ему извергнуть семя. Удары Каспара стали медленнее, а потом он и вовсе опустил плети. Барабан умолк. Только сейчас Камилла заметила, что Каспар тоже вспотел. Свернув плети, он спросил:
— Вы удовлетворены, господин Фуйе?
Тот слабо кивнул, и Каспар принялся развязывать его путы, начиная с половых органов, говоря что-то очень тихо в ухо Фуйе и как бы невзначай поглаживая его член большим пальцем руки. Фуйе что-то ответил, и Каспар улыбнулся. Повернувшись к зрителям, он позвал:
— Сильвия! Не хочешь ли ты оказать услугу нашему гостеприимному хозяину?
Сильвия широко ухмыльнулась и грациозно соскользнула со своего стула.
— Такого мужчину я готова удовлетворять хоть всю ночь напролет!
Ну и пусть удовлетворяет, подумала Камилла, ей сейчас хотелось только одного: припасть лицом к сильному плечу Анри и забыть события двух прошедших дней. Однако это означало бы показать свою слабость и беззащитность, а этого она никак не могла допустить.
— Иди к Каспару, Анри, — сказала она, — я засну одна, а Каспар обещал научить тебя владению ножом. Вот сегодня он может начать свои уроки.
— Вы уверены, ваша светлость? Но я ведь мог бы…
— Иди, — отрезала Камилла и, когда Сильвия соскользнула со стула, снова обратила свой взор на импровизированную сцену.
А там Каспар взасос целовал освобожденного от пут Фуйе. Потом отодвинулся от него и, положив руки ему на грудь, оттолкнул от себя. Фуйе что-то спросил его, и до Камиллы донесся лишь тихий ответ:
— Да, я уверен. Я давно посвятил свою жизнь служению другому человеку.
Фуйе вроде запротестовал, но Каспар положил ему руку на плечо и негромко проговорил:
— Не волнуйся, Карл, Сильвия удивит тебя своими способностями. Иди с ней, а мне нужно принять душ.
Камилла видела, как все трое покидают комнату. О чем говорил Каспар? Хотел ли он сказать, что посвятил жизнь служению ей? Законы герцогства запрещали евнухам вступать в какие-либо сексуальные связи с их повелителями. До сих пор ей казалось, что это относилось только к взаимоотношениям евнухов и господ, но сегодня ей в душу закрались сомнения: а что, если Каспар удовлетворял свою похоть с Арно? Она припомнила нежнейший поцелуй, которым они обменялись друг с другом, и ее сомнения переросли в уверенность.
И прекрасно, думала она, отправляясь спать. Оба евнуха так долго служили ей верой и правдой, что им нельзя отказать в получении хоть малого удовольствия.
Заснуть по-настоящему Камилле так и не удалось, все время мерещились кнуты и гонящиеся за ней полуголые люди, с улюлюканьем набрасывающие ей на шею сыромятные ремни и хлестающие ее по нежной коже. На рассвете она очнулась от тяжелых сновидений, вся в холодном поту, но так и не могла вспомнить ничего, кроме ужаса оттого, что ее связывали и засовывали в рот кляп.
Не обнаружив в комнате Сильвию, Камилла решила, что служанка до сих пор находится с Фуйе, поэтому достала свой альбом и до восхода солнца рисовала лошадей.
Глава 12
Прошло несколько дней. Дождь прекратился, небо прояснилось, дороги и мосты просохли. До Камиллы и ее спутников доходили слухи, которые, выбираясь из борделя, собирал Анри и доносил до госпожи. А слухи были самые разнообразные. Герцогиня внезапно сошла с ума, и ее заключили в специальную лечебницу для душевнобольных. Герцогиня умерла, и это случилось уже очень давно. Герцогиня лишилась рассудка и, чтобы избежать заточения в темницу, сбежала из дворца и теперь собирает крестьянское восстание. Тут слухи разнились. По одним, герцог аннулировал брак с ней, основываясь на ее безумие, по другим — признавал ее смерть и теперь вел переговоры с соседним герцогом насчет женитьбы на его четырнадцатилетней дочери.
Люди реагировали на эти слухи по-разному. Женщины в основном винили герцога за неспособность родить собственное дитя и были твердо уверены в том, что герцогиня сбежала из дворца и, переодевшись, отправилась на поиски подходящего отца для своего наследника. Одни горожане с ужасом думали, что их госпожу убили, другие же выдвигали предположение, что она сама прикончила ненавистного супруга, не в силах больше терпеть его издевательства и бесконечные измены.
Камилла отмахивалась от всех этих россказней, предпочитая разрабатывать план их дальнейших передвижений. Теперь, для того чтобы добраться до прибрежного протектората Максима, им придется пользоваться совсем нехожеными тропами. Несколько следующих дней они должны будут останавливаться на ночевку прямо в лесу. По задумке Камиллы Каспар должен играть роль провожатого вдовы, которую будет представлять сама Камилла, и ее сына, чья роль предназначалась Сильвии, по-прежнему остававшейся в костюме мальчика. Анри же продолжал ухаживать за лошадьми, то есть делать то, что он лучше всего умел.
Анри, безусловно, будет скучать по комфортабельным условиям отеля и всему тому, что ему довелось там испытать. Впервые в жизни его выдернули из привычной рутины. В борделе он только захаживал на конюшню, о лошадях же заботились тамошние конюхи. Это огорчало бы Анри, если бы его не сопровождала в этих визитах герцогиня. Она кормила свою любимицу Гирлянду отборной морковкой, гладила остальных лошадок, прижималась щекой к их бархатистым шеям, и на ее губах блуждала такая счастливая улыбка, что сердце замирало у Анри в груди.
Сильвию он почти не видел после того, самого первого вечера. Она тесно сблизилась с хозяином борделя Фуйе, и тот даже предложил ей работу в борделе, однако она отказалась, не в силах расстаться с мадам. Кроме того, ей хотелось, чтобы Каспар научил ее так искусно обращаться с хлыстом.
Каспар же почти все время проводил с Анри. Когда они уезжали из борделя, Анри оглянулся на огороженный забором внутренний дворик, вспоминая первый урок, который преподал ему евнух. Каспар вложил ему в ладонь нож с обмотанной в один слой рукоятью, на которой виднелся небольшой выступ, обозначавший место, где Каспар прятал клеймо герцогини.
