Однажды утром я проснулся и понял, что на улице идет дождь. Даже прохладно что-то стало. Я, поеживаясь, подошел к бойнице, залитой водой.
Нет, дожди тут я видел и раньше. Небольшие. Часто они шли по ночам. А тут вдруг такой ливень – и днем. Я спустился в арсенал и нашел среди амуниции барометр. Настроил его на дождь. Давно хотел иметь барометр. Но настраивать на «ясно» – это безнадега. Поднялся наверх к Игорю. Его уже не было. Торчал, небось, в Академии и дрючил курсантов. Пошел к Инте.
Захожу, а он… Когда девушка, прячась в тунику и еле сдерживая слезы, выскочила вон, я подошел к этому засранцу и врезал со всей дури. А дури во мне много. Этого я никогда не одалживал. Он влетел в стену, забрызгав капельками крови настил из сухих веток.
– За что? – почти плача спросил он. Он-таки разогнулся и посмотрел мне в бешеное лицо.
– За насилие я убиваю, а не бью, – сказал я. – А за пользование положением в личных целях, да еще в таких, казню.
– Я не насиловал ее… – сказал он, готовясь еще к одному удару. О том, чтобы защищаться, у него даже мозги не думали.
Я заставил его объяснить, что тогда это значит. Он объяснил. Тогда я извинился.
Оказывается, наш юный правитель, пока мы делом занимались… стены там воздвигали… поселок строили… академии организовывали… Он себе подружку среди рода Атаири нашел. Когда я рассказал об этом Игорю, тот только хмыкнул и высказался, что старик хитрее нас. Он хочет повязать родственными связями нашего Инту окончательно. Я только покачал головой, сказав, что они и так родственники. Тогда Игорь мне и сказал:
– Да плюнь ты. Пусть. Я вон тоже хожу к одной…
Короче… оказывается, я один, дурак, о деле думаю.
Вызвали Инту и объяснили ему следующее. Король. Царь. Император. Да и все остальные… Они могут делать все, что хотят, лишь бы не падала тень на их моральный облик. Попытки Игоря привести обратные примеры из Земной истории я пресек на корню. Правитель – пример для нации. Так что у парня есть выбор: встречаться с его подругой так же тайно, но чтобы я больше этого не видел и тем более другие. Или жениться на ней. Конечно, этот молодой пацан выбрал жениться. Я иногда от молодежи балдею. Какие мы все идиоты были.
Я сказал ему, чтобы послал за девушкой. Он и послал. Нашу личную охрану. Представляете, что там было? Короче, когда ее привели, за ней шел шлейф плачущих теток, стариков и просто проходимцев. Атаири тоже пришел. Игорь ехидно спросил его:
– И ты нам, конечно, скажешь, что не знал.
Молодец старик.
– Знал. Но даже меня слишком много, чтобы знать это. Это только их дело.
Я отогнал Игоря от старика и сказал выгнать всех, кроме Атаири, девушки и ее родителей.
– Ну, – спросил я Инту, – что дальше?
– Мне нужен тот, кто к ним обратится, – ответил он.
– Типа, руки просить, что ли?
– Зачем вам ее рука? – спросил Инта.
– Нет, ну, как это у вас делается?
Он понял меня. Он-то, зная нас, мог легко представить, что мы его невесте и руку оттяпать можем. Игорь заржал и сказал, что тогда он ее себе в жены возьмет, будет пара рук на двоих. Шутка не вышла. Инта на полном серьезе объяснил церемониал. Хорошо, что невеста, стоя в дальнем углу с плачущими родителями и Атаири, еще не знающего о том, что мы собираемся делать, не слышала шуточек Игоря.
– Надо просить для меня возможности надеть ей на голову венок…
– Чугунный. У нас столько чугуна лишнего… – сказанул Игорь.
– …Они откажут, сказав, что она сама выберет себе мужа…
– Меня! – веселился десантник.
– …Ты позовешь меня, великий, и спросишь ее, гожусь ли я ей…
– Если нет, меня зови. – Игорь мешал мне не по-детски, и я хотел его уже послать. Нет, ну а если я что перепутаю?
– …Она скажет, что да…
– А если нет? – перебил снова Игорь.
Я разозлился и сказал, что мы позовем его, обязательно позовем… Только пусть он сейчас помолчит.
– …Тогда ты, великий, возьмешь нас за руки и соединишь их, – закончил Инта.
Он замолчал. Я подождал и спросил:
– И?
– Что и? – спросил Инта.
– Это все?
– Нет, – мотнул головой Инта. – Но остальное, Великий бог Прот, даже тебя не касается.
Игорь сел на корточки со словами: «Канделябр подержать можно?»
Поведение жуткого однорукого Боевого Зверя привлекло всеобщее внимание, и я понял, что пока он загибается на полу, у меня есть шанс все сделать и не захохотать самому. Блин, не свадьба, а порнография какая-то. Не сватовство, а чушь…
Я проделал всю процедуру, чуть не сказав после венка слово «чугунный». Соединил руки, и молодые исчезли.
– А с ним что? – спросил Атаири, указывая на Игоря.
Я, еле сдерживая хохот, объяснил:
– Вот так рад за молодых.
– А-а-а, – сказал он серьезно и увел родителей невесты.
Тут я и оторвался. Мой хохот сквозь не застекленные бойницы раздавался над поселком, привлекая всеобщее внимание. А слово «чугунный», изредка проскакивающее сквозь смех, было выучено даже детьми.
Но Инта соврал насчет «и это все». Всю ночь гулял поселок. Быстро, видать, оповестили… Слышались смех и веселые песни. Люди пропивали редкие монеты в нашем ресторане и кабаке торговца за славу молодого правителя и за его жену. Мы с Игорем и Атаири тоже посидели в кабаке за кружкой чего-то хмельного. Подняли тост за долгую и благополучную жизнь новой семьи в роду Атаири. Рода Мируши больше не было, и Инта высказал желание войти в род Атаири. Тем более что это был самый многочисленный род в нашем городке, еще почти поселке. Под утро, нализавшись виски, ну, не удержались, мы все-таки завалились спать.
Инта появился к обеду и потребовал нашего присутствия при приеме гостей.
Мы вышли во двор. Первыми пришли родители невесты. Наверное, надо процитировать их диалог.
– Наша дочь – наша семья, – сказала мать невесты. – Какова дочь, такова и семья. Нравится ли вам наша семья?
Инта кивнул и сказал:
– Среди множества честных семей ваша самая честная. Среди множества красивых семей ваша самая красивая. Среди множества воспитанных ваша самая воспитанная. Я вижу вас и знаю, что даже в старости она останется такой же честной, красивой.
Интересно, что они под честью девушки понимают? Ну, уж не ее нетронутость до брака, это точно…
– Наша дочь – наш очаг, – сказал отец. – Она грела нас, пока росла.
– Ваш очаг в хорошем доме. Он будет греть меня, а мои дети согреют ваш дом.
Подошел Атаири:
– Она была цветком нашего рода. Сорвешь ли ты его и унесешь ветром в другой сад?
