На обратном пути Милторп случайно наткнулся на огромную сеть, сплетенную пауком, и порвал ее.
— Чертовы пауки, — буркнул он, бодро продолжив путь.
Синтия почти физически ощутила разрыв паутины. Но что же стало с пауком? Она помедлила, глядя на обрывки паутины, висевшие на кустах.
Внезапно рядом с ней оказался Майлс.
— Паук снова сплетет ее, — сказал он, правильно истолковав ее беспокойство. — Паук даже не обратит на это внимания. Заново сплетать свой мирок чуть ли не ежедневно — это часть его жизни.
Как ни странно, но от слов Майлса ей стало спокойнее. «Часть его жизни»… Безжалостный разрыв того, что казалось результатом тяжкого труда, всего лишь означал, что надо снова приняться за дело, чтобы к утру появилась новая паутина, сплетенная из тончайших нитей. Такова натура паука.
Синтия подняла на Майлса глаза. Сейчас она прекрасно видела его идеально выбритую челюсть и блестящие темные волосы, видневшиеся из-под шляпы. Они-то явно нуждались в стрижке. Интересно, они жесткие? Или мягкие, как перья птицы? А может, шелковистые, как у спаниеля?
Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы перевести взгляд на лорда Аргоси, шедшего впереди. Его светлые кудри казались необузданными и ухоженными одновременно — как живые изгороди Редмондов или стройные ряды кипарисов, упиравшиеся макушками в небо.
Повсюду эти деревья образовывали аккуратные стены, разделявшие парк на части таким образом, чтобы каждый чувствовал себя в безопасности в этом великолепии. Кроме того, создавалась иллюзия порядка и благополучия.
— Он начнет плести паутину заново? — Синтия с удивлением поняла, что ее действительно интересовала судьба паука.
— Он воспользуется оставшейся половиной, и паутина станет еще прочнее, чем раньше. Правда, она будет не такая симметричная. Зато более интересная. Вы знаете, что нить паука в некоторых отношениях крепче стали?
«Если это правда, то жаль, что пауки не занимаются починкой обуви», — подумала Синтия, бросив взгляд на свои ноги.
Чувствуя, что ее решимость снова окрепла, она посмотрела на спину лорда Милторпа, шагавшего впереди. Вот тот мужчина, рядом с которым она должна идти. Или с Аргоси.
— Но она кажется такой тонкой… — заметила Синтия.
— Да, конечно. Но внешний вид… Он бывает обманчив, — ответил Майлс.
Это извинение? Или ей сделали комплимент таким хитрым способом? Но если это действительно комплимент…
О, тогда он самый лучший из всех, что она когда-либо слышала. Никто еще не восхищался ею за качества, которые она больше всего в себе ценила. Она всегда была достаточно осторожна, чтобы не демонстрировать их.
Нить за нитью Майлс Редмонд распутывал кокон, который она сплела для себя из своего обаяния и амбиций. Это было приятно — и в то же время ужасно несправедливо.
Внезапно ей пришло в голову, что он, возможно, просто размышляет о ней вслух — как размышлял бы о любом ползающем и летающем создании. Он хотел понять, что она собой представляет, и надеялся выудить из нее побольше сведений. В конце концов, это его прямая обязанность как хозяина дома в отсутствие родителей.
Нет уж! Пусть лучше изучает леди Джорджину под своим микроскопом!
Синтия сделала два быстрых шага вперед. И этого было достаточно, чтобы вступить в разговор с лордом Аргоси, который являл собой образец мужчины, куда более знакомый и понятный.
Да-да, типичный лондонский джентльмен.
— Вы танцуете, мисс Брайтли? — осведомился он без всякой преамбулы, одарив ее заговорщической улыбкой, как будто только и ждал, что она присоединится к нему. «Мы знаем, что мы здесь самая привлекательная пара, — казалось, говорила его улыбка. — Давайте наслаждаться тем фактом, что мы оба молоды и красивы».
— Конечно, — отозвалась Синтия таким тоном, словно они всего лишь продолжили прерванный разговор.
— А вы играете?
Синтия медлила с ответом, пытаясь угадать, что он имел в виду.
— На фортепиано? — спросила она наконец.
— Разумеется. Умоляю, скажите, что нет. Или что вы не будете играть. Я не вынесу очередного концерта, и я точно знаю: если сегодня вечером будет дождь, то именно этим вечер и закончится. У меня, знаете ли, пять сестер. Целых пять, — добавил он, помрачнев.
— О, никто не сможет танцевать под мой аккомпанемент. Все будут морщиться, вздрагивать, закрывать глаза и, как следствие, натыкаться друг на друга. Из меня ужасная музыкантша.
— Рад слышать. Но возможно, я попрошу, чтобы вы спели — ради удовольствия послушать, как вы испортите песню.
Синтия рассмеялась, и Аргоси присоединился к ней. Его смех был самый обычный — веселый и искренний. Лорд Аргоси был очень доволен собой, как и все молодые аристократы. Жизнь была добра к нему, и он воспринимал это как должное. Он был очарователен.
И возможно, обладал знатным титулом, но нуждался в деньгах для поддержания всего, что прилагалось к титулу, то есть земель и замков, наполненных воспоминаниями о былых сражениях.
Следовало узнать побольше о лорде Аргоси.
Синтия бросила взгляд на того, кто мог бы рассказать ей все, что требовалось. Почему-то ей хотелось знать, видел ли Майлс, как она смеялась с Аргоси, и что он думал по этому поводу. Лорд Милторп, возможно, бывал смешон. Но лорд Аргоси — совсем другое дело.
Но Майлс Редмонд и леди Джорджина, разделявшая, как он выразился, его интересы, о чем-то мило беседовали, неспешно шагая рядом.
— О, мистер Редмонд! Как интересно! — воскликнула леди Джорджина.
Внезапно Синтия ощутила мучительную, до слабости в ногах, потребность узнать, каково это — чувствовать себя беспечной, счастливой и беззаботной, — женщиной, живущей без продуманного флирта, расчетливых поцелуев и неискреннего смеха.
Ей хотелось, чтобы за ней просто ухаживали. И чтобы ей не приходилось обольщать поклонников.
Но для этого надо было родиться в семье Редмондов или им подобных. Даже удивительно, как далеко она продвинулась, опираясь исключительно на собственные силы. Ей пришли на ум блохи… Эти крохотные создания способны были прыгать на поразительные расстояния, многократно превышающие их размеры. Вот и она всего лишь отдыхает между двумя прыжками.
Синтия нахмурилась.
Почему, скажите на милость, все ее метафоры включают насекомых?
Она расправила плечи, словно стряхивая с себя эти нелепые образы и мысли о мужчине, который их навеял.
Поскольку же она обещала себе быть благонравной и считала, что проделала сегодня неплохую работу, Синтия вознаградила себя, вообразив на мгновение отдаленное будущее, где она шла рядом с мужем по какому-то великолепному поместью. У обоих — седые волосы, а вокруг — зеленые лужайки, находящиеся в их собственности. И у ног их резвится спаниель по кличке Джорджина.
