Майлс собирался последовать ее примеру, когда вышел из бильярдной. Но что-то заставило его помедлить перед дверью библиотеки. Возможно, на досуге он нашел бы этому научное объяснение в виде магнетического притяжения, атмосферной неустойчивости и тому подобных явлений, поскольку анализ, являвшийся основой его бытия, придавал миру смысл и упорядоченность.
Но сейчас он почему-то заглянул в комнату.
В библиотеке было почти темно, и пламя затухающего камина бросало отблески на голову, склонившуюся к огню. Голову Майлс узнал тотчас же.
На мгновение он замер, любуясь золотистыми локонами, как любовался бы луной — спокойно и без эмоций. Но потом насторожился… Синтия Брайтли еще не ложилась. И сидела на краешке дивана, склонившись к огню и обхватив лицо ладонями. Хотя она не шевелилась, ее поза наводила на мысль, что она… Неужели она плачет?
В панике Майлс шагнул вперед. Затем сделал шаг назад.
Но тут Синтия выпрямилась, уронив одну руку на колени.
Боже правый! Она нагибалась, чтобы прикурить сигару.
Переместив ее в губах движением, свидетельствующим о долгой практике, она явно собиралась раскурить тлеющий кончик, когда Майлс поинтересовался:
— Где вы ее взяли?
Синтия вздрогнула и резко повернула голову. Рука, державшая сигару, вытянулась во всю длину и в таком виде застыла, она уставилась на Майлса круглыми глазами. Он попытался сдержать смешок, но безуспешно. И тогда сделал вид, что кашляет.
Синтия вернула руку в прежнее положение.
— Я чуть не проглотила ее, — сказала она с раздражением. — И это после всех усилий, затраченных на поиски.
— Вы искали сигары? Любопытно.
Синтия молча смотрела на него, чуть нахмурившись. Затем с демонстративной медлительностью сунула сигару в рот и несколько раз затянулась, пока кончик сигары не разгорелся, превратившись в ярко-красную светящуюся точку.
Майлс не мог решить, привлекает его или отталкивает это представление. Но он точно знал, что оно возбуждает, и с любопытством наблюдал за Синтией, ожидая, когда она закашляется или прослезится.
Вместо этого она изящно облокотилась о резной подлокотник и выпустила струйку дыма к потолку. Ее грудь, видневшаяся в вырезе платья, слегка всколыхнулась, притянув взгляд Майлса к округлостям, казавшимся такими мягкими и манящими в свете пламени.
Его естество тут же окаменело.
— Я обыскала весь дом, пока не нашла три штуки в этой комнате, в коробке. К счастью, здесь пахнет сигарами.
— Ружья, шерри и комната с табаком. Мечта юной леди…
— Сигары помогают мне расслабиться.
— Полагаю, охота за наследниками — очень нервное занятие.
Синтия вознаградила его попытку сострить наклоном головы и вытянула руку с сигарой перед собой, задумчиво глядя на тлеющий кончик.
— Видите ли, я обнаружила, что постоянно вести себя прилично и блистать — это крайне тоскливо. И поскольку мне придется отказаться от всех дурных привычек, когда я выйду замуж, то сейчас… В общем, я придерживалась поведения, которое демонстрировала до брака, но не смогла устоять перед соблазном.
Майлс помолчал, не зная, как реагировать на подобные откровения.
— А как же честь, мисс Брайтли? — произнес он наконец.
Она резко повернулась к нему:
— Уверяю вас, я имею больше понятия о чести, чем многие из тех, кто спит под этой крышей сегодня, мистер Редмонд.
Их взгляды встретились, и Майлс задался вопросом, не включила ли Синтия и его в число этих людей. Он вспомнил о леди Мидлбо. Третий этаж, четвертая дверь налево. Вот где он должен находиться в данный момент.
Она восприняла его молчание как извинение. И не ошиблась.
— А в чем заключалась сегодняшняя игра? — Ему действительно хотелось это знать.
— Мы должны были выпивать по бокалу, когда леди Джорджина говорила: «О, мистер Редмонд! Как интересно!»
Майлс был поражен. Кто бы мог подумать, что Синтия замечает подобные вещи. И вновь он разрывался между весельем и гневом.
Джорджина действительно слишком уж часто повторяла эти слова.
— Возможно, она находит меня интересным, — сухо заметил Майлс.
— Возможно, — согласилась Синтия с явным скептицизмом.
Майлс не мог не улыбнуться. Синтия же снова пошевелилась, и платье натянулось на ее груди, вызвав у Майлса знакомое напряжение в чреслах.
— Леди Джорджина очень мила, — добавила она таким тоном, словно в чем-то его обвиняла.
— Вряд ли ее можно за это винить, — быстро нашелся Майлс.
Его замечание показалось им обоим забавным, и они обменялись улыбками. Дымок ее сигары витал над ними как паутина, готовая опуститься.
«Уходи сейчас же, дурак», — сказал себе Майлс.
— Вы думали о том, что ваша брачная жизнь может оказаться крайне тоскливой, мисс Брайтли?
Она устремила на него долгий взгляд, затем отчетливо произнесла:
— Тоскливой, но богатой.
Майлс замер.
А затем его охватила ярость, возникшая ниоткуда и вместе с тем отовсюду.
Эта ярость заставила его пересечь комнату и опуститься на колени перед Синтией. Она уставилась на него широко распахнутыми голубыми глазами. А кончик сигары ярко тлел между ее пальцами точно третий обвиняющий глаз.
Майлс взял сигару из ее пальцев и швырнул в огонь. Казалось, они с равным изумлением наблюдали, как сигара зашипела и вспыхнула, исчезая в язычках пламени.
Воцарилось молчание. Майлс смотрел на огонь, чувствуя себя странно опустошенным. Поленья потрескивали и шипели, словно протестуя против своей судьбы, но постепенно за шумом пламени он стал различать дыхание Синтии.
Повернув голову, он обнаружил, что она смотрела не на огонь.
Она смотрела на него — с выражением, которое тут же исчезло, когда он повернулся. На ее лице и шее играли отблески пламени, грозившие поглотить ее как поленья в камине.
Словно со стороны, Майлс наблюдал за своей рукой, потянувшейся к Синтии и коснувшейся ее подбородка.
У нее перехватило дыхание, и у него тоже.
Но он был не в силах остановиться, а она не сделала ни малейшего движения, чтобы остановить его.
Двумя пальцами, медленно и нежно, он прошелся по изящной линии подбородка. Как бдительная дуэнья, он следил за собственными пальцами, скользившими по ее горлу, гладкому, как шелк, и пугающе уязвимому — бился пульс, проталкивая кровь по ее жилам и насыщая кожу теплом, согревавшим его пальцы. Казалось, каждая клеточка его тела ожила и встрепенулась, упиваясь этими ощущениями. Добравшись до ключицы, его пальцы нарисовали замысловатую фигуру у основания ее изящной шеи.
