— Я не хочу вас, — прошептала она севшим голосом.
Но Майлсу, как истинному исследователю, требовались доказательства. Его пальцы скользнули чуть ниже, туда, где начиналась бледная возвышенность ее груди, и он снова ощутил лихорадочное биение ее сердца. Он помедлил, мстительно упиваясь этим биением, затем посмотрел на нее в упор.
Это было единственное предупреждение, которое она получила, прежде чем он запустил указательный палец в манящую ложбинку, видневшуюся в вырезе ее платья.
Синтия тихонько ахнула, откинув назад голову и сделав судорожный вдох.
— Я тоже не хочу вас, — прошептал в ответ Майлс; он тоже перешел на шепот, так как это вполне уместно, когда разговариваешь с девушкой в темноте, поглаживая ее.
Синтия невольно улыбнулась, как бы признавая их обоюдную ложь.
Когда Майлс наконец извлек свой палец из шелковистого ложа, его тотчас пронзило такое острое желание, что он содрогнулся всем телом. Но будучи человеком методичным, он повторил «путь» в обратном порядке — прошелся пальцами по ее груди, шее и подбородку.
И тут вдруг Синтия повернула голову, прижавшись щекой к его ладони. В тот же миг глаза ее медленно закрылись, и она тихо вздохнула.
Майлс погладил ее щеку большим пальцем. Боже, он не находил слов, чтобы описать свои ощущения.
Они оба творили нечто опасное и глупое, что не могло закончиться ничем хорошим. Возможно — приятным, но никак не хорошим.
А если это была игра, то слишком уж расчетливая. Майлс не любил такое качество в людях, ему не нравилось хитрить, добиваясь своей цели. Это напомнило ему об отце, вызвав чувство протеста, и он досадовал на Синтию, пробудившую в нем эту черту. Ему не нравилось, что его руки дрожали, наводя на мысль, что он был глуп и наивен, принимая то, что он испытывал к женщинам до сих пор, за желание. Теперь Майлс знал: это был всего лишь… аппетит, который он мог легко утолить.
Но его нынешнее чувство… оно было ему неподвластно.
Он опасался, что никогда не насытится, даже уступив ему.
К черту игры! Он привык действовать напрямую.
Майлс скользнул рукой к ее затылку и нащупал пальцами ряд крохотных пуговиц на спинке платья. Не успела она опомниться, как он расстегнул верхнюю.
Синтия напряглась. Он расстегнул вторую. «У нее есть голос, — напомнил он себе. — Она может воспользоваться им, если хочет, чтобы я остановился. Она в состоянии вскочить с дивана и в возмущении влепить мне пощечину».
Синтия не выказала ни малейшего протеста.
Тем не менее, он счел своим долгом предоставить ей эту возможность и помедлил, вопросительно глядя на нее.
Но она лишь чуть отвернулась. «Видимо, — предположил Майлс, — чтобы сделать вид, будто ей не предлагали выбор». При этой мысли его с новой силой захлестнуло вожделение. А его естество стало твердым… как топор, пришло ему в голову, хотя это сравнение вряд ли было поэтическим.
Он проворно расстегнул оставшиеся пуговицы, благо петли растянулись из-за застегивания и расстегивания в течение двух сезонов балов и вечеринок, что свидетельствовало о стесненных обстоятельствах Синтии Брайтли. Но Майлс даже не задумался об этом.
Он сгорал от нетерпения.
Наконец с застежкой было покончено, после чего лиф платья расслабился на ее груди. Синтия сглотнула и повернула к нему голову. Майлсу показалось, что он заметил выражение нерешительности на ее лице, освещенном неровными отблесками пламени. Чтобы не думать об этом, он зарылся лицом в изгиб ее шеи.
Завитки ее волос щекотали его щеку. Он вдохнул ее запах, сладкий и пряный. Наверное, ему следовало начать с поцелуя в губы, но он знал теперь, что может потерять над собой контроль, и мысль о том, чтобы снова испытать подобное потрясение, нервировала его.
Он удивил себя самого, лизнув ее шею.
Она вздрогнула и, следовательно, тоже удивилась.
Тем не менее, он вновь провел языком по жилке на ее шее. Синтия оставалась неестественно неподвижной и напряженной — как струна арфы.
Майлс немного растерялся. Может, она… шокирована или напугана?
Синтия издала сдавленный смешок.
Чудесно! Оказывается, она сдерживала веселье.
— Ради Бога, Редмонд… Вы же не спаниель. А я — не косточка, так что незачем меня облизывать, как…
Его язык коснулся мочки ее уха, и это мигом заставило ее замолчать.
Эта незамысловатая ласка ясно показывала, что Майлс знал о ее теле вещи, о которых она даже не подозревала. И Синтия, потрясенная откликом своего тела на одно лишь движение его языка, была заинтригована и ждала продолжения.
Майлс не заставил себя упрашивать.
Он погрузил кончик языка в ее ухо. Затем — еще раз, после чего прихватил губами мочку ее уха. Синтия прерывисто вздохнула, шевельнувшись на сиденье и вцепившись пальцами в мягкую обивку дивана — видимо, пыталась приспособиться к волнам наслаждения, которые захлестывали ее тело.
Майлс немного отстранился и нежно подул на то место, где только что находился его язык.
— О… о!.. — тихо отозвалась Синтия. Первое «о» означало понимание, второе, прерывистое, — возбуждение.
Ее рука, лежавшая на сиденье, дрогнула. Затем медленно поднялась и легла на его затылок, зарывшись пальцами ему в волосы.
Синтия признавала, что стала добровольной участницей происходящего.
Это напомнило Майлсу о его собственных руках, сейчас крепко сжатых в кулаки — словно из солидарности с его твердым, как рукоятка топора, естеством, распиравшим брюки. До смешного обрадованный тем фактом, что у него есть руки, он воспользовался ими, чтобы сделать то, что собирался сделать с самого начала, — спустить лиф ее платья.
Он осыпал поцелуями ее шею, дабы отвлечь Синтию от того факта, что его руки в эти мгновения стаскивали платье с ее плеч. А она, запрокинув голову и подставляя ему шею, тихонько стонала.
Наконец платье с тихим шелестом соскользнуло вниз. Синтия Брайтли осталась обнаженной до пояса. Майлс замер, любуясь ее грудью. А затем, прежде чем она успела осознать, в каком состоянии находится ее одежда, он обхватил ладонью шелковистую округлость и, склонив голову, принялся ласкать языком отвердевшую маковку.
Синтия издала звук, похожий на всхлипывание. Ощущения ее были такими сладостно мучительными, что она попыталась противиться им. Это было слишком хорошо, слишком необычно, — и она испугалась.
«А ведь обещала себе, что буду хорошей», — промелькнуло у нее.
Его язык совершал медленные движения вокруг ее соска, а пальцы поглаживали нежную кожу под грудью, рассылая по всему ее телу огненные молнии.
— Майлс!.. — Она хотела, чтобы он остановился.
И она знала, что не вынесет, если он остановится.
Он остановился.
