Майлс слабо улыбнулся, пытаясь разрядить ситуацию шуткой.
Но неужели он действительно все знал заранее? Внезапно ей показалось чудовищной несправедливостью, что у него имелось такое преимущество перед ней. Черт бы его побрал с его проницательностью и дотошностью!
Ей вдруг тоже захотелось уронить голову на руки, уступив минутной слабости. Но нет, Синтия с вызовом взглянула на него.
Вскинув подбородок, устремив на него твердый взгляд.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Затем Майлс встал, заправил рубашку в брюки, проворно застегнул все пуговицы и при гладил ладонями волосы, пребывавшие в живописном беспорядке.
«Прекрасные волосы, такие мягкие и густые», — подумала Синтия, непроизвольно сложив большой и указательный пальцы, словно хотела пощупать их.
Майлс привел себя в порядок и помедлил в нерешительности. Наконец открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал, молча покачав головой.
После чего поклонился — как после светской беседы — и вышел из комнаты.
Глава 13
На следующий день четверо из них отправились в цыганский табор.
Гудкайнд содрогнулся при одной только мысли о предсказании судьбы, леди Уиндермир и леди Мидлбо отбыли с визитом к соседям, а лорд Милторп поехал к другому соседу, чтобы поговорить о лошади, которую собирался купить.
Майлс Редмонд и леди Джорджина остались дома.
— Сдается мне, что скоро Майлс будет греметь брачными оковами, — заметил Джонатан.
Никто не ответил на это замечание. Вайолет, страдавшая от вчерашних возлияний, издала неопределенный звук, а Аргоси одарил Синтию взглядом, полным многозначительной таинственности.
Синтия забралась в карету, погруженная в свои мысли, но прилагала все усилия, чтобы скрыть этот факт, поскольку Аргоси был рад ее обществу и полон энтузиазма.
При свете дня Пенниройял-Грин выглядел очаровательно. Трактир и каменная церквушка располагались напротив друг друга, явно смирившись с тем фактом, что их посещала одна и та же публика. В самом центре городка росли два огромных дерева, а вдали, на холме, высилось здание «Академии мисс Эндикотт для юных леди», которую горожане между собой называли «Школой для своенравных девиц». Перед школой раскинулось широкое пространство, усыпанное ярко-красными маками, трепетавшими на ветру.
— Нам следовало бы давно поместить туда Вайолет, — сказал Джонатан, обращаясь к Синтии.
— Это было бы неразумно, — отозвалась Вайолет, бледная от шерри, выпитого накануне. — Я бы подняла мятеж.
— Не сомневаюсь, — согласился Джонатан, зевнув. Он допоздна играл в бильярд с Милторпом и Аргоси и выпил намного больше, чем его сестра или Синтия.
Голова Синтии была слегка затуманена, но она привыкла к фривольной жизни и легко переносила шерри. И если она была подавлена, то совсем подругой причине.
— Лично я уверена, что узнаю от цыган, что мне предстоит долгое морское путешествие и встреча с высоким смуглым незнакомцем, — заявила Вайолет.
Джонатан рассмеялся:
— Я был бы только рад, если бы ты отправилась в долгое морское путешествие.
Вайолет лягнула брата ногой.
— Какие дети… — снисходительно заметила Синтия.
Но все же ее очаровывали, а порой и раздражали, лишая душевного покоя, отношения молодых Редмондов — их легкость, игривость, взаимная привязанность, воспринимаемая как должное, семейная гордость и деньги. Ей хотелось того же. Для своих детей.
Да, ей хотелось иметь детей. Хотелось иметь семью.
Аргоси перехватил ее взгляд и тепло улыбнулся. Его бедро находилось не более чем в трех дюймах от ее бедра.
Теперь она видела собственные бедра совсем в другом свете — с тех пор как раздвинула ноги перед Майлсом Редмондом. Одного воспоминания об этом оказалось достаточно, чтобы Синтия ощутила слабость и сжала кулаки, вцепившись в собственную юбку.
— Майлс побывал в долгом морском путешествии. И вернулся, — заметил Джонатан.
— Майлс всегда возвращается, — согласилась Вайолет. — Где бы он ни был. Он вполне надежный.
Оставив «вполне надежные» объятия Майлса, Синтия пожелала спокойной ночи пауку Сьюзен и котенку. Она была уверена, что всю ночь пролежит без сна, страдая от расстроенных чувств и неудовлетворенного желания (а если и будет засыпать, то ненадолго, и просыпаться же будет от кошмаров).
Однако ничего подобного не случилось. Странно, но в ее комнате было что-то такое, что действовало на Синтию как успокаивающее. Возможно, благодаря Майлсу. Ведь именно он подарил ей котенка, теплое тельце которого поочередно вибрировало на ее животе, коленях и, наконец, на ее голове — по крайней мере, так было, когда она проснулась.
Она проспала всю ночь как убитая. Еще одно чудо.
«И это далеко не все, мисс Брайтли», — сказал он. И едва лишь Синтия вспомнила его слова, как ее пронзило желание, такое острое, что перехватило дыхание.
Аргоси таинственно улыбнулся, адресуя свою улыбку только ей. Интересно, почему его близость, его красивые черты не вызывают у нее приступ слабости? Почему она не тает, воображая, как прижимается к нему, обвивая его ногами?..
— Цыгане бывают здесь каждый год? — поспешно спросила она, чтобы изгнать Майлса из своих мыслей.
— Да, насколько я помню, — отозвался Джонатан. — Я давно знаю семью Эрон. В детстве нам иногда разрешали посещать их представления. Мне они нравятся. Возможно, они воры и мошенники, но я не назвал бы их плохими людьми. Однако предсказание будущего — чистый вздор. — Он снова зевнул.
Синтия с Аргоси обменялись снисходительными взглядами.
Вскоре карета остановилась у края широкой луговины, зеленой и холмистой, словно одеяло, небрежно скомканное на постели. Из-за дальнего холма, закрывавшего обзор, доносился мужской смех, стук копыт и гортанный цыганский говор.
Они услышали резкий окрик:
— Сэмюел!
И вновь раздался взрыв смеха.
Вокруг костра высилась добрая дюжина шатров, установленных по кругу. Костер почти догорел, и над тлеющими углями висел котелок, источавший аппетитный запах. Собака, дремавшая около одного из шатров, вопросительно подняла голову и снова улеглась, решив, что гости не заслуживали того, чтобы из-за них беспокоиться. Очевидно, они были далеко не первыми, кто посетил табор в последние недели в надежде узнать свою судьбу по ладони.
Заинтригованные доносившимся из-за холма шумом, они в молчаливом согласии поднялись на вершину и посмотрели вниз.
Синтия замерла, затаив дыхание.
Через луг изящным галопом скакала лошадь медного оттенку. На спине лошади стоял стройный мужчина. Раскинув руки, как парящая в воздухе птица, он покачивал ими, как крыльями — то едва заметно, то быстрее.
