Последовало молчание. Что ж, неплохо. Кажется, она лишила его дара речи. Повернув голову, Синтия обнаружила, что Майлс наблюдает за ней.
— Мне очень жаль, если я причастна к этой истории. Правда.
Он коротко кивнул, глядя на нее с отсутствующим видом.
— Сожалею, что вышел из себя.
Она заметила, что он не извинился за то, что наговорил ей во время своей вспышки. Очевидно, Майлс не собирался оскорблять ее подобным извинением. И все, что он сказал о ней, было правдой — она знала это.
— Не уверена, что вы действительно сожалеете, что вышли из себя. Я, во всяком случае, не жалею. — Синтия улыбнулась.
Казалось, он удивился, но она не оставила ему времени на вопросы и тотчас проговорила:
— Я бы съездила в цыганский табор, мистер Редмонд. Они намеревались сняться сегодня утром.
Майлс открыл рот, затем закрыл его и нахмурился, прикусив губу. Он явно хотел что-то сказать, но не мог облечь свои мысли в слова.
Синтия снова испытала странную нежность и огромное удовлетворение оттого, что ей удалось ли шить такого умного мужчину дара речи.
— Спасибо, — сказал он наконец.
Затем круто развернулся и вышел из комнаты.
Прискакав в табор, Майлс обнаружил, что его обитатели охвачены бурной деятельностью; они разбирали свои шатры, так как теперь другой город ждал наездников, гадалок и целительниц. И никто не знал, когда цыгане вернутся в Суссекс: через год или месяц. Но они были такой же неотъемлемой частью местного пейзажа и городской жизни, как пивная, церковь и академия мисс Эндикотг, высившаяся на холме.
Было невозможно не заметить Вайолет. Она пристроилась на большом камне посреди всей этой активности. Майлс спешился, привязал поводья Рамсея к нижней ветви ясеня и направился к сестре, испытывая одновременно облегчение и гнев.
С минуту они молча смотрели друг на друга.
Майлс знал, что его сестра считалась бриллиантом чистой воды. Но для него она была просто Вайолет. Он помнил ее ребенком с темными кудряшками и блестящими глазами. Она была смешливой, озорной и смышленой и постоянно следовала по пятам за своими братьями. Она была близким существом, с которым он играл, кого дразнил, о ком заботился и кого любил всю свою жизнь.
— Похоже, сбежать с цыганами совсем не так просто, как можно подумать, — заметил он непринужденно.
— Они не хотят брать меня с собой, — пробурчала Вайолет.
— Представляю…
— Но я могла бы быть полезной.
Тут Майлс увидел целительницу, Леонору Эрон. Она бросила на него яростный взгляд и что-то пробормотала по-цыгански.
Майлс снова повернулся к сестре:
— Ты провела здесь всю ночь?
— Я приехала сегодня утром. Миссис Эрон держала меня в своем шатре.
— Спасибо, что присмотрели за ней, миссис Эрон, — сказал Майлс цыганке.
— Не стоит благодарности, мистер Редмонд. У меня у самой есть дочь, знаете ли… — Теперь она взглянула на него с сочувствием.
Неподалеку табун разномастных цыганских лошадей встряхивал гривами, наслаждаясь ветерком; казалось, животные радовались тому факту, что скоро снова двинутся в путь, развлекая зрителей в других уголках Англии. «Очевидно, цыганские лошади тоже становятся цыганами», — предположил Майлс.
Проследив за взглядом Вайолет, он увидел Сэмюела Эрона. Тот повзрослел, превратившись в красивого юношу. Он то и дело поглядывал в сторону Вайолет. Наткнувшись на свирепый взгляд Майлса, юноша вздрогнул и поспешил к лошадям.
— Тебе известно, что цыгане считают посторонних нечистыми? — поинтересовался Майлс. — Ничего личного. Обычный предрассудок.
Вайолет проводила Сэмюела взглядом.
— Какая ирония, — заметила она со вздохом. — Учитывая, что я — очень чистая.
Майлс опустился на землю рядом с сестрой и тоже вздохнул.
— Почему? — спросил он.
— Что… почему? — Девушка округлила глаза. — Что ты имеешь в виду?..
— Хватит, Вайолет! — Он произнес это так резко, что сестра изумленно моргнула. — Скажи, почему ты сбежала? Ты хоть сама понимаешь? Из-за Сэмюела Эрона?
Вайолет открыла рот, собираясь что-то ответить, но, очевидно, передумала. А потом вдруг сказала:
— Ты выглядишь усталым, Майлс.
Он бросил на нее сердитый взгляд. Но ее удивление казалось искренним, а не попыткой отвлечь его.
«Еще бы… после полуночных бдений с Синтией Брайтли…» — мелькнуло у него.
— Полагаю, это как-то связано с исчезновением моей сестры, — сказал он язвительно.
Вайолет вздрогнула. Слово «исчезновение» имело в их семье вполне определенный смысл.
Они снова помолчали.
— Нет, — сказала она наконец. — Это не имеет отношения к Сэмюелу Эрону. Хотя он красивый парень, он из другого мира. Думаю, ты понимаешь это, как никто другой. А Сэмюел… — Она вздохнула, откинув с глаз непокорную прядь. — Это не связано с ним. Я не знаю, почему я это сделала, Майлс. Честное слово.
Он подавил искушение хорошенько встряхнуть сестру.
— Вайолет… предположим, что ты сбежала бы с цыганами. Просто… исчезла в ночи. И мы никогда не увидели бы тебя. Ты хоть представляешь, каким ударом это стало бы для отца и мамы, для всех нас? Неужели тебя это совсем не волнует?
Вайолет заплакала. Вначале тихонько, чтобы брат не заметил — ведь она придавала очень большое значение своему внешнему виду. Но это были, искренние слезы, и вскоре они потекли ручьями, со шмыганьем носа и рыданиями.
Майлс страдал вместе с ней. Он не выносил слез Вайолет с того момента, как она родилась. Но он не стал утешать ее, похлопывая по спине и повторяя «ну-ну». Иногда полезно поплакать. При условии, что это — искренние слезы, которые облегчают душу, давая выход горечи и досаде, а не способ заставить кого-то — обычно мужчину — почувствовать себя неловко.
Поэтому Майлс позволил сестре выплакаться. Наконец она вытащила свой идеально чистый платок и изящно промокнула глаза — со своей неизменной аккуратностью. Майлс всегда удивлялся: как ей это удается с ее-то легкомыслием?
— Мне очень жаль, что я причинила тебе беспокойство, Майлс.
— Знаю, — мягко ответил он.
— Просто… я скучаю по нему.
По Лайону.
— Я тоже скучаю по нему.
— И я ненавижу его за то, что он уехал. Ее тоже. — Вайолет умудрилась настолько демонизировать Оливию Эверси, что отказывалась произносить ее имя — словно одно его упоминание могло вызвать дьявола. — Ненавижу за то, что она заставила его уехать. Все было чудесно, а теперь… все разрушено. И все так странно…
Майлс не сказал бы, что все разрушено. Им всем как-то удалось пережить исчезновение Лайона. Жизнь Редмондов продолжилась — со смехом, спорами и деланием денег. Но это и впрямь была странная жизнь. Он не знал, уехал его брат или с ним что-то случилось. И у него частенько возникало странное ощущение, подобное бесконечному падению в бездну, когда не знаешь, есть ли у нее дно и когда его достигнешь. Казалось, на их семью теперь действовала какая-то иная сила тяготения.
