Но разве объяснишь этой девушке, как заставить Майлса влюбиться в нее?
— Ну, следует начать с того… — Синтия запнулась. — Вам надо разделять его интересы, Джорджина.
— О, я пыталась. Но… мисс Брайтли, я должна сделать одно признание.
Синтия приготовилась к худшему.
— Д-да, слушаю вас.
— Я терпеть не могу пауков и насекомых! — воскликнула Джорджина с отчаянием. — Они пугают меня. — Она содрогнулась. — Я ненавижу их всех!
На мгновение Синтия лишилась дара речи.
— Но пауки такие…
— Отвратительные, крохотные, неугомонные существа, пожирающие трупы других насекомых, — перебила Джорджина и снова содрогнулась. — Мне нет никакого дела до их сообществ и до того, как они размножаются. Тем не менее, я эксперт по местным муравьям. И это только потому, что я неравнодушна к мистеру Редмонду. Я так старалась заинтересоваться тем, чем интересуется он. Но как его угораздило увлечься этими ужасными букашками?..
Было очень трогательно и даже увлекательно наблюдать романтические страдания леди Джорджины, вынужденной притворяться, что ей нравится то, что нравится Майлсу Редмонду.
Но какая ирония! Оказывается, у них с леди Джорджиной гораздо больше общего, чем она, Синтия, могла себе представить.
Существовало множество вещей, которые она могла бы сказать или сделать. Но что сказать женщине, на которой Майлс Редмонд намерен жениться? С которой он проведет остаток своей жизни, с которой он будет разговаривать и…
На мгновение Синтия закрыла глаза, превозмогая боль, пронзившую ее сердце. Потом осторожно спросила:
— Вы никогда не задумывались о том, что все это — то есть интересы мистера Редмонда — отражение того, кем он является на самом деле?
— Все эти ползающие многоножки? — в ужасе прошептала Джорджина, на секунду спрятав лицо в ладонях. — Не может быть. Наверняка это просто развлечение. Своего рода мальчишество. А когда мы поженимся, он займется семейным бизнесом и нашими… детьми. — Лицо девушки снова залила краска.
— Однако он хочет вернуться на Лакао. Он хочет снарядить туда экспедицию, — возразила Синтия.
— Я откажусь ехать!
— Но, Джорджина!.. — Внезапно Синтии стало страшно за Майлса. — Его интересует природа и живые существа, которые ее населяют. Ему нравится изучать их, описывать…
Синтия умолкла. Она могла бы часами рассказывать о Майлсе. Но этим она только выдала бы себя. Печально, что ему придется жениться на женщине, которая никогда не поймет его. При мысли о будущем Майлса Синтия немного вздохнула, но тут же подумала: «Я должна помочь ему, как он помогает мне».
— Вы действительно привязаны к нему, леди Джорджина?
— О да.
По крайней мере, она верила в то, что говорила.
Синтия сделала глубокий вдох и заговорила, тщательно подбирая слова, словно все будущее Майлса зависело от этого момента.
— Вы должны научиться понимать, что ему нравится и почему. Когда вы поймете это, такие вещи перестанут вызывать у вас отвращение. И вам не придется притворяться. Вот тогда вы сумеете очаровать его.
Джорджина надолго задумалась.
— Я надеялась, что вы просто расскажете мне, как очаровать его, — сказала она наконец.
Синтия молчала, с усмешкой глядя на девушку. Та была одного с ней возраста, но все же ребенком во многих отношениях. Да уж, Майлсу не позавидуешь…
«Но почему все мы хотим того, что нам не подходит? — задалась она вопросом. — Почему мы хотим то, что не можем иметь? Какой в этом смысл?»
Это были вечные вопросы, и Синтия знала, что даже Майлс Редмонд не мог разрешить эту тайну — ведь он тоже находится в ее власти.
— Я объяснила вам, как очаровать его, — сказала она Джорджине. — Вы должны сделать так, как я сказала. Попытайтесь. Пожалуйста.
Она встала и быстро зашагала к двери, чтобы Джорджина не увидела влагу, блеснувшую в ее глазах.
Прошло еще три дня, мирных и пустых одновременно. Майлс почти не видел Синтию — разве что издалека, когда любовался ее блестящими рыжеватыми волосами, в то время как она прогуливалась по лужайке с Аргоси.
Но о чем же они разговаривали? Впрочем, не важно. В конце концов, это Синтия, а она способна придать блеск любому разговору. Она проявляла интерес к Аргоси, а тот заливался соловьем, воображая себя необычайно интересным собеседником. И такой будет жизнь Синтии до конца ее дней.
По вечерам или за обедом, когда вся компания собиралась вместе, они почти не обменивались словами, если не считать банальностей — то было частью их соглашения, и они чувствовали себя парой заговорщиков.
Майлс внимательно наблюдал за ситуацией — как ученый, которым он и являлся, или как один из цыганских акробатов, балансирующих на спине лошади. И он готов был вмешаться в любой момент, вставив нужное слово или рассказав к месту поучительную историю, если пыл вдруг начнет остывать и его намерения относительно Синтии поколеблются.
Но Аргоси демонстрировал все признаки обожания, а Синтия — все признаки нежных чувств. И вскоре их взаимная привязанность стала восприниматься как должное.
Джонатан искренне забавлялся. Вайолет поражалась. А Милторп, чувствуя, что его потеснил более молодой жеребец, отказался от надежды дождаться Айзайю Редмонда и уехал, чтобы купить щенка борзой, о котором он рассказывал Синтии на пикнике.
А леди Уиндермир, стойко дожидавшаяся возвращения своей подруги миссис Редмонд, чтобы от души посплетничать, заговорила намеками о том, что вскоре, мол, состоится свадьба.
Когда же слуги начали полировать серебро, выбивать ковры и запасаться провизией для последней вечеринки, завершающей прием — после чего все гости должны были разъехаться, — воздух в Редмонд-Госе начал буквально искриться от предвкушения грядущего торжества.
— Скоро у нас будет свадьба, — предсказала леди Уиндермир. — Я всегда считала, что такие приемы — чудесное место для объявления помолвок.
Что касается Майлса, то он водил леди Джорджину на прогулки по парку. Каждый день. Как если бы она была домашним животным.
И пока они прогуливались, он постоянно напоминал себе, почему это делает.
«Кто ты?» — хотелось ему спросить у нее, но их беседы никогда не выходили за рамки Суссекса, их семей, флоры и фауны. Майлс был не робкого десятка, но у него не хватало смелости задать Джорджине этот вопрос.
Однажды молчание затянулось, и Майлс принялся мысленно планировать предстоящее путешествие, ради которого пожертвовал всем остальным.
Джорджина же вернула его к реальности, неожиданно спросив:
— Почему вам нравятся те вещи, которые нравятся, мистер Редмонд? — Судя по ее голосу, она пребывала в отчаянии.
Пораженный, Майлс повернулся к ней и, глядя в ее бесхитростные серые глаза, пробормотал:
