Что ж, ей не суждено провести с Майлсом остаток жизни. Жизнь несправедлива, но это и делает ее интересной.
И возможно, ей повезло больше, чем она была вправе рассчитывать.
У нее есть три фунта, один из которых она заплатит за проезд в почтовой карете к дому миссис Манди-Диксон. Кроме того, у нее имелся сундучок с мятой одеждой, а также котенок. И еще — любовь Майлса Редмонда, хотя он никогда об этом не говорил. Следовательно, она — самая богатая женщина на свете.
Выскользнув из постели, Синтия запечатлела легкий поцелуй на мускулистом плече любимого. После чего направилась к двери.
Майлс встрепенулся, когда она приоткрыла ее, и что-то во сне пробормотал. Но не проснулся, чему Синтия была рада.
Несмотря на все свои благие намерения, она не слишком себе доверяла.
Глава 22
Майлса разбудила горничная, разводившая огонь в камине. Тотчас вспомнив о Синтии, он резко приподнялся и сел, напугав горничную, не ожидавшую застать мистера Редмонда полуголым, к тому же в постели, которая выглядела так, будто простыни всю ночь сбивали в кучу.
Скользнув ладонью по той стороне постели, где спала Синтия, Майлс обнаружил, что она уже остыла.
Значит, Синтия ушла довольно давно. Что ж, вполне разумно ускользнуть ночью, пока никто не проснулся. Он почувствовал облегчение.
Он не мог сказать, что значила прошедшая ночь для их будущего. Пожалуй, ему следовало спросить об этом Синтию.
Майлс одевался, испытывая странное беспокойство. Увидев в зеркале, что его челюсть потемнела от щетины, он решил, что побреется позже — после того, как поговорит с Синтией, — и лукаво усмехнулся своему отражению, отметив, что выглядит очень даже неплохо.
За столом во время завтрака он застал только свою сестру, которая сидела, подпирая подбородок кулаком. При виде его она нахмурилась — возможно, из-за его небритого подбородка — и, не дожидаясь вопросов, выдала ему полный, хотя и краткий отчет:
— Синтия уехала. Ее нигде нет. Аргоси расстроен. Она оставила ему записку. Джонатан утешает его. А Джорджина еще не спускалась к завтраку, что неудивительно, поскольку я спустилась раньше, чем обычно. Да… папа с мамой уже дома.
Вначале Майлса захлестнула радость — словно ангелы спустились с небес, чтобы принести ему благую весть. Синтия не обручена! Она не выходит замуж за Аргоси! Она…
Его сердце резко остановилось.
— Уехала? — переспросил он с могильным спокойствием.
— Она оставила письмо для Аргоси. Подсунула под дверь! Там сказано, что она сожалеет. Да, он очень переживает. Велел камердинеру упаковать вещи.
— Уехала?.. — тупо повторил Майлс, пытаясь постигнуть услышанное.
Значит, уехала, не оставив ему ни записки, ни письма? Это означало, что он не будет знать, где она, с кем, как живет и как себя чувствует. Это означало, что, возможно, он больше никогда ее не увидит.
И это могло означать, что она исчезла так же, как исчез Лайон.
На мгновение Майлса словно парализовало.
— Майлс… — Вайолет устремила на него подозрительный взгляд. — Что с тобой?
— Ничего, — буркнул он, не в силах придумать более толковый ответ.
Вайолет склонила голову к плечу.
— Ты уверен?
Проигнорировав вопрос сестры, Майлс спросил:
— Ты, случайно, не знаешь, куда она поехала?
Он надеялся, что произнес эти слова спокойно. К несчастью, они прозвучали слишком резко.
Вайолет снова нахмурилась и тут же подняла руку, что бы разгладить морщины на лбу.
— А почему тебя это интересует? — осведомилась она.
— Я спрашиваю, Вайолет, — медленно произнес Майлс, словно говорил со слабоумным ребенком, — ты знаешь, куда она поехала?
Глаза девушки округлились, челюсть отвисла, а брови приподнялись. Секунду она смотрела на брата, забыв о морщинах. Потом воскликнула:
— О Господи! Ты — и Синтия Брайтли?!
— Помолчи, Вайолет! — прорычал Майлс и принялся нервно расхаживать по комнате, словно это могло приблизить его к тому месту, куда уехала Синтия.
— Ты — и Синтия Брайтли? — не унималась сестра. — Значит, Синтия Брайтли — и ты?
«Похоже, неокрепшие мозги Вайолет повредились, так что теперь она будет повторять эти слова до конца своих дней, как свихнувшийся попугай», — подумал Майлс. Остановившись, он проворчал:
— Хочешь, чтобы я надрал тебе уши? Ты этого добиваешься, Вайолет? Я все еще в состоянии сделать это без всяких угрызений совести. Скажи мне, куда она могла поехать? Пожалуйста… — добавил он после некоторой заминки.
— Выходит, ты вел себя так странно и грубо совсем не потому, что был болен. Все дело в… Синтии!
— О Господи! Вайолет, перестань!
Но Вайолет была слишком потрясена, чтобы должным образом оценить угрозу брата надрать ей уши. Она продолжала взирать на Майлса с таким изумлением, что он начал чувствовать себя как ярмарочный уродец.
Внезапно выражение ее лица смягчилось.
— О, Майлс, как чудесно, что ты — подумать только! — питаешь чувства к Синтии Брайтли и… Господи, папа лишит тебя наследства! — Фраза, начавшаяся почти благоговейно, закончилась пронзительными нотками тревоги.
— Нет, вряд ли, — возразил Майлс, но без особой убежденности. Собственно, он был уверен, что последствия окажутся самые серьезные.
— Майлс, ты не должен ехать за ней, — твердо сказала Вайолет. — Я не вынесу, если потеряю и тебя тоже. Папа выгонит тебя из дома. Наверняка чувства, которые, как тебе кажется, ты испытываешь к Синтии, всего лишь…
— Это не «всего лишь», Вайолет.
Майлс произнес эти слова тихо, но с такой окончательностью, что сестра замолкла, как если бы он прижал ладонь к ее губам.
Увидев, с каким изумлением Вайолет таращится на него, он издал невеселый смешок и проговорил:
— В Синтии нет никаких «всего лишь».
Сказав это, Майлс вдруг почувствовал себя ужасно глупым. И в то же время более уязвимым. И более человечным.
Вайолет по-прежнему молчала. Она привыкла, что Майлс всегда вел себя… определенным образом. На нем держался их семейный мир. Но как отразится на их жизни тот факт, что брат, как оказалось, не чужд человеческих слабостей, как и все остальные?
А Майлс не знал, чего ожидать от сестры. Вспышки? Упрямого молчания?
Тут Вайолет сунула руку в карман, вытащила оттуда какой-то блестящий предмет и протянула ему на раскрытой ладони:
— Это твоя, не так ли?
Майлс молча кивнул, увидев свою серебряную пуговицу, которую недавно где-то потерял.
