Любовь могла быть мучительной, чудесной, пьянящей, постыдной, неотвратимой. Собственно, она могла быть любой. Но только не нелепой.
— Нет, сэр, не так, — заявил Майлс.
И тут его собственные губы вдруг растянулись в улыбке, чего он никак не ожидал.
«Что ж, — подумал Майлс, — этот нерешительный обмен улыбками после резкой пикировки, наверное, не самое плохое начало для того, чтобы научиться понимать отца».
И все это благодаря Синтии. Она перевернула его жизнь, позволив ему раскрыться, как никогда раньше, и показав ему глубины, о существовании которых он даже не подозревал — он, скитавшийся в джунглях, истекавший потом в приступе лихорадки, изучавший природу под микроскопом и вкусивший экзотических радостей плоти.
Айзайя удовлетворенно кивнул, однако ничего не сказал.
И воцарилось молчание, граничившее с неловкостью.
Майлс мог припомнить только один неловкий момент, связанный с его отцом. Это случилось, когда тот, узнав, что Колину Эверси удалось избежать виселицы, крикнул: «Сукин сын!» Но тогда все было ясно. В конце концов, Колин был Эверси.
— А что третье, отец? — спросил Майлс, стараясь не выказывать нетерпения.
Айзайя долго молчал, словно сомневался, стоило ли говорить то, что он собирался сказать.
— Я восхищаюсь тобой, Майлс, — сказал наконец отец. И было очевидно, что он вымолвил эти слова с величайшим трудом.
У Майлса перехватило дыхание. Не «я горжусь тобой, Майлс», а несравненно лучше: «я восхищаюсь тобой».
Отец точно подобрал слова. Он признал: в том, чего добился Майлс, нет его заслуги. И в то же время он считал, что его сын достоин восхищения.
«Чем именно ты восхищаешься? — хотелось ему спросить. — Моими достижениями? Или путями, которые я выбираю? А может, моей способностью идти до конца, рискуя всем ради того единственного, что мне нужно?»
Но Майлс ограничился тем, что коротко кивнул.
Улыбнувшись про себя, Айзайя деловым тоном продолжал:
— Если свадьба все же состоится, я буду счастлив позаботиться о том, чтобы церемония прошла здесь, в церкви Пенниройял-Грин. Кажется, Эверси опережают нас на одно бракосочетание, что просто недопустимо.
С чем Майлс был полностью согласен.
— Да, сэр.
Айзайя приподнял бровь, давая понять, что разговор окончен, и медленно повернулся к окну, уставившись на зеленую лужайку, простиравшуюся перед домом.
Словно надеялся, что в один прекрасный день Лайон вернется домой.
Майлс поклонился, вложив в этот поклон все почтение, которое испытывал к отцу. Затем повернулся и вышел из комнаты, распрямив плечи и сохранив достоинство.
Но когда он оказался в коридоре, все огромное значение этого разговора обрушилось на него тяжким грузом. Немного постояв на верху лестницы, он попытался обрести душевное равновесие и собраться с силами. А затем буквально слетел вниз по мраморным ступенькам, держась за перила. Его ладонь горела от скорости, с которой он это проделал, а каблуки громко стучали, когда он перепрыгивал через три ступеньки. Майлс спускался по этой лестнице бессчетное число раз, но никогда — с сознанием, что она больше не является частью его дома.
У него будет собственный дом.
Но пока нет ничего важнее, чем найти сварливую старуху в инвалидном кресле.
Пожалуй, это будет не так уж трудно.
Он не раз убеждался, что один-единственный факт порой ведет к открытию целой вселенной. Нужно только знать, что именно ты ищешь.
Глава 23
— Мисс Брайтли, этот бессовестный котенок снова забрался в мою корзину для вязания. Его надо утопить, как крысу! — Голос миссис Манди-Диксон мог дробить камень — он был резкий, пронзительный и впечатляюще зычный для особы, жаловавшейся на здоровье.
На взгляд Синтии, с миссис Манди-Диксон все было в порядке, не считая возраста. А возраст вряд ли можно считать болезнью. Просто миссис Манди-Диксон много лет назад решила, что она несчастна, и уселась в инвалидное кресло, вымещая сей факт на окружающих. В частности, это выражалось в бесконечной череде компаньонок, которых она регулярно нанимала и так же регулярно увольняла. «Что ж, по крайней мере, она создавала рабочие места», — сказала себе Синтия с мрачным юмором.
Это был довольно отдаленный уголок Нортумберленда, и побег отсюда представлялся проблематичным. Тем не менее, не было секунды, чтобы Синтия не размышляла об этом, — а ведь она пробыла здесь только четыре дня.
— Я сейчас заберу его, миссис Манди-Диксон.
— Я не давала вам разрешения привозить сюда эту чертовку кошку, — донеслось из гостиной визгливое сопрано.
— Но вы и не запрещали, — пропела в ответ Синтия, войдя в комнату. Вытащив из корзины котенка, запутавшегося в клубках шерсти, она потратила некоторое время, чтобы обезопасить его от вязальных спиц миссис Манди-Диксон, и вернулась в холл, потому что ей послышалось, что открылась дверь.
Так и оказалось. Майлс Редмонд не стал дожидаться, пока ему откроют.
— О!.. — выдохнула Синтия, чуть не уронив котенка.
Каким-то чудом ей удалось опустить его на пол.
Майлс пристально наблюдал за ее действиями, словно все, что она делала, было чрезвычайно важно.
Котенок тут же храбро атаковал сапоги Майлса, а затем метнулся в противоположном направлении, задрав хвост.
Они молча взирали друг на друга.
Наконец Синтия пришла в себя.
— Но как ты…
— Я стучал. Но поскольку никто не откликнулся, решил войти. — Он выглядел на удивление спокойным.
Последовала очередная пауза.
Синтия почувствовала, что улыбается.
— Ты уехала, — произнес Майлс раздраженным тоном.
Насколько она успела его изучить, это означало, что он испытывает неловкость. И все же Синтия затруднялась определить настроение Майлса, поэтому молчала, просто смотрела на него, и все. Казалось, она ощущала его всей своей кожей, всем сердцем, готовым выпрыгнуть из груди.
— Я подумала… Подумала, что так будет лучше… — пролепетала она наконец.
— До рассвета, — заявил он таким тоном, словно обвинял ее в чем-то.
Но она не собиралась спорить и тут же кивнула:
— Да, конечно.
Он мог сколько угодно сердиться на нее. Мог обзывать ее последними словами, трясти кулаком, размахивать руками, расхаживать взад и вперед — словом, делать все, что пожелает, чтобы избавиться от страха потерять ее, от страха за ее безопасность, от страха перед своей любовью к ней.
Она переждет все это, стоя здесь и глядя на него с любовью. И она раскроет ему свои объятия, когда он закончит.
