В этот момент действительно ОЧЕНЬ быстро вернулся боец и положил перед дознавателем листок, где напротив каждого из пунктов расписанных дознавателем красовался жирный «плюс», вырисованный красной ручкой.
Даже, кажется довольно, дознаватель изъял из папки документы Сергея, но вернул не сразу. Он пригляделся к правам и спросил:
— Вы тут в очках…
Он не продолжал, но вопросительно уставился на Сергея. Молодой ученый, пожав плечами, ответил:
— Я права получал еще в институте, когда учился. Потом в МНТК имени Федорова себе операцию сделал. Родители настояли. А права поменять все некогда. Да и не докапывается никто особо. Постоянно из Питера в Москву катаюсь и обратно.
— Смените обязательно. — Возвращая документы, сказал дознаватель. — Это не наше дело, конечно, но нарветесь на трассе на борзого… и заплатите ему, как за езду без прав.
Сергей, благодарно улыбаясь, забрал из рук дознавателя свои личные документы и спросил:
— Мне можно ехать?
Тот кивнул и сказал напутствуя:
— Сейчас возвращайтесь назад… до киевской трассы и по ней езжайте прямо до Калуги. Здесь вы не пройдете. Не наши, так те подстрелят.
— Так все серьезно? — изумился искренне Сергей.
Вздохнув, дознаватель сказал:
— Езжайте. Езжайте… не задерживайте.
Попрощавшись и поблагодарив, сам не зная за что, Сергей вышел из поста и, быстро миновав бойцов в касках и бронежилетах, добрался до своей машины. Никому ничего не надо было говорить. Сразу к нему подошел милиционер в кепи и стал жезлом показывать, что бы он выворачивал и проваливал. Улыбаясь ему и благодарно кивая хмурому милиционеру, Сергей поспешно выполнил указания.
Когда он без приключений добрался до Киевской трассы, зазвонил телефон и, сняв трубку, Сергей услышал голос матери:
— Сережа, ты, где пропадаешь? Мы вылетаем завтра в половину двенадцатого.
Вздохнув, Сергей сказал:
— Мам, я сейчас в пробке тащусь на Кутузовском,… если не успею сегодня сдать документы в секретную часть и получить разрешение на выезд, тогда без меня улетайте.
— Я без тебя не полечу. — Заявила мама и добавила: — Я тебя здесь дождусь обязательно.
— Мам, ну что ты как обычно. Ты не полетишь, и отец не полетит… ну, не выдумывай себе… я не маленький. Сам доберусь до вас.
— Сейчас кругом так неспокойно! — не унималась мать. — Ты слышал, что происходит в Тюменской области? Говорят еще хуже, чем у вас там под Москвой.
— Мам, ну успокойся… где я, а где все эти беспорядки? Я обещаю, что буду звонить по несколько раз на дню.
Успокоив мать и уверившись, что она не станет откладывать вылет, Сергей взял курс на Калугу, по пути рассуждая, что раньше он так врать не умел. Спокойно, уверенно и не смущаясь даже внутренне. Но он не расстраивался. Если его давние мысли о первой волне перемен были верны, то пора и, правда, было начинать меняться.
4.
…Телефон, раздражая старика, гремел своим отвратительным звоном на весь номер. Но Штейн мог бы поспорить, что о том, что ему звонят, кажется, уже знал весь гостиничный этаж. Беспричинно нервничая, старик странно как-то искоса посмотрел на телефон, словно пытаясь угадать, кто же его смог найти. Было видно на лице этого пожилого человека, что он очень не хочет брать трубку. Самое лучшее, по его мнению, было бы поднять и сразу ее положить. Но ведь опять начнут звонить, будя соседей в столь ранний час. А Штейн не любил привлекать к себе внимание. Ему удалось несмотря ни на что прожить жизнь уединенно, тихо, и стараясь, не привлекая к себе столь опасного внимания. На старости он не хотел менять ни образ жизни, ни обретать новые страхи к тем, что и так в нем жили, казалось с детства. И борясь со своими страхами, старик, как в детстве, пошел им на встречу.
— Да-да? — сказал он в трубку негромко.
Звонил старый знакомый Штейна, волей судьбы и бездумного народа выбравшийся в депутаты Государственной думы. Штейн, если не презирал этого человечка, то уж не уважал точно. Бездарь, каких сотни кругом. Бездарь и рвач, неспособный к постоянному и целенаправленному труду. Но такие, именно такие, почему-то и всплывают наверх социальной пирамиды… словно экскременты в чистом пруду.
— Что вам угодно? — Спросил Штейн, перебивая странно радостный и приветливый голос этой никчемности.
Депутат, сбитый с ритма и, кажется, с заготовленного спича, замолк на минуту с лишним и сказал:
— Штейн… Ося… По старой дружбе подскажи…
— Что именно вас интересует? — холодно и, сдерживая эмоции, сказал Штейн. Когда-то этот негодяй стоял за теми, кто пытался Штейна изолировать, а теперь вот напрямую решился что-то спросить. Редкая наглость. Телефон же нашел…
— Что происходит? — Коротко, но по существу спросил депутат.
Штейн брезгливо улыбнулся и спросил в ответ:
— А что вас так беспокоит и что говорят ваши друзья? — Он с особенным нажимом сказал слово «друзья», что бы даже сомнения не было, о ком он говорит.
— Они лишь прислали нового эмиссара. — Раздался горький голос из трубки. — Мальчишка забывший, что он человек. В это время очень не мудрое их решение. Дерзок, надменен, жесток.
— Вы давно хотели себе хозяина. — Насмешливо сказал Штейн — Вот и получите.
— Ося… О чем ты говоришь. Ты не знаешь насколько ситуация сложилась пугающая. Нет времени для ехидства.
Штейн вздохнул. Да, для ехидства времени не было. А говоривший, каким бы ничтожеством не был, имел возможность влиять на события. Имел возможность действовать.
— Так что же они вам говорят? — повторил уже сухо свой вопрос Штейн.
— Они… Он хочет, чтобы мы силой подавили мятежи. — Признался с тяжелым деланным вздохом депутат.
— Нельзя. — Уверенно сказал старик. И, кивая сам себе, словно погружаясь в глубины своих давних размышлений, сказал: — Террор породит новый террор и так пока все в крови не захлебнуться. Не надо раскачивать страну. Если ее раскачать никто не сможет гарантировать ничего. Многие. Очень многие хотят ее развалить.
— Я не это хотел услышать… — признался депутат. — Я хочу услышать твой прогноз.
Штейн и так понимал, что от него хотят. Но не смог ничем утешить спрашивавшего.
— Не могу ничего сказать. — Честно признался он. — Вам это не поможет, а всем остальным навредит.
Голос в трубке заметно помрачнел и сказал:
— Штейн не вынуждай меня. Я могу сделать, что через несколько минут тебя задержат, и мы будем говорить уже по-другому.
Штейн вздохнул, как же он устал за жизнь от подобного.
— Зря вы это сказали… Теперь я вам точно не помощник. Арестуете меня, и Алекс вас живьем съест вместе с депутатской неприкосновенностью. Тронете Алекса, его шеф даже из-за границы пошлет вам лично презент. Не стоит. А вы таки думали, что Штейн это безобидный старик?
