Ждать подходящего момента пришлось четыре дня.
С половины десятого утра, когда Богданов уходил для
совершения моциона, и до одиннадцати вечера, когда в окнах квартиры гас свет и
становилось понятно, что писатель лег спать и уже никуда не уйдет, Слава
добросовестно дежурил, сидя в машине в обществе то лениво подремывающего, то
потягивающего из банки пиво Мишани. Пил Мишаня неаккуратно, пиво то и дело
проливалось, текло по его руке, оставляло следы на куртке и капало на пол.
"Машина вонять будет", - с досадой думал Боровенко, брезгливо косясь
на грязные Мишанины руки, встречавшиеся с мылом недели две назад, если не
больше.
Наконец им повезло, писатель ушел гулять, а через некоторое
время из подъезда вышла старуха-домработница и засеменила торопливыми шажками в
сторону супермаркета.
- Давай быстро! - Слава сильным тычком разбудил спящего
Мишу. - Просыпайся, урод!
Тот сонно потянулся, прихватил сумку с инструментами и вышел
из машины. Вернулся он через двадцать минут. Лицо его уже не было сонным и
ленивым. Он выполнил работу и знал, что через час - именно столько времени ему
потребуется, чтобы добраться до рынка, - получит деньги. Ох и раскумарится же
он на такие бабки!
- Ну? - коротко спросил его Слава.
- Все сделал, - так же коротко ответил Мишаня.
- Почему не проверил технику? Мы же договорились, как
поставишь "жучок", сразу же начнешь говорить из разных комнат и от
разных телефонов, чтобы я мог убедиться, что все слышно, - с досадой упрекнул
Вячеслав.
- Да ну… забыл я, - равнодушно бросил парень. - Там
телефон всего один на всю хату, в прихожке на столе стоит.
- Как - один? - не поверил Боровенко. - Не может быть.
- Точно говорю. Я все комнаты проверил. Нигде нет
аппаратов, только в прихожке. Я еще подумал, как этот старый хрыч по всей хате
скачет, когда телефон звонит?
И не лень же. Короче, я "клопа" воткнул так, что
до телефона и до кабинета совсем близко получилось, там еще столовка есть типа
гостиная, что ли, и комната с камином, их тоже будет слышно. А насчет кухни,
спальни и еще одной комнаты - не гарантирую. Если двери не закрывать, то
услышишь, а если закроют - тогда не знаю.
Уж больно хата большая, я и так самое лучшее место нашел.
- Ладно, Мишаня, спасибо тебе за работу. Если что не
так - я знаю, как тебя найти, ты это имей в виду, - на всякий случай добавил
Слава.
- Ага, ищи, - скривился Миша. - Если что понадобится,
ты знаешь, как меня найти. Ну, бывай.
И потрусил к метро. А Слава немедленно перезвонил Лизе и
велел приезжать к дому Богданова. Сегодня среда, одиннадцать утра, через
полчаса Глеб Борисович вернется с прогулки, а через час придут его соавторы. И
будет что послушать. Может быть, уже сегодня они все узнают.
Но им не повезло. В тот день они слушали про умершего
мальчика и разговоры его души с богом, про прокисший борщ, про нравы в среде
студентов театрального института, про амбиции Глафиры Митрофановны, которую
Василий Славчиков называл бабой Глашей и которая считала, что испорченный суп
нанес сокрушительный удар по ее репутации и что Глебушка должен немедленно
вызвать милицию, про проработку характера какого-то режиссера, поступки
которого не укладываются в схему цельного характера, и нужно сначала придумать
его биографию и душевный склад, чтобы понимать, как он может поступать и как не
должен… В общем, слушали супруги Боровенко в тот день о чем угодно, только не о
том единственном, что их интересовало.
Глава 3
Настя неторопливо дочитала последнюю из немногочисленных
страничек, закрыла папку и посмотрела на Короткова с нескрываемой скукой.
- И что это?
- Убийство, что же еще, - откликнулся Юра, вгрызаясь в
яблоко, которое еще пять минут назад лежало, тщательно вымытое, на блюдечке и
дожидалось, пока Настя Каменская съест его вместо обеда. - Сочное какое! Как
называется?
- Симиренка. Я теперь буду от голода пухнуть, а ты мне
еще эти бумажки подсунул. Зачем мне это?
- Это, мать, не бумажки, а приказ начальства. Если бы
ты посещала оперативки…
- Меня Афоня отпустил, я у следователя была, - сказала
она быстро, словно оправдываясь, хотя с чего бы это ей оправдываться перед
Юркой, с которым она вместе работает вот уже без малого двадцать лет. Цифра
показалась ей ошеломляющей, и Настя даже запнулась на мгновение. Да, точно, в
следующем году будет ровно двадцать лет, как она пришла на службу в уголовный
розыск. Они с Юркой - старожилы, сегодня мало найдется оперов, которые
просидели бы на одном месте столько лет. Люди растут, карьеру делают, вон Юра,
к примеру, уже заместитель начальника отдела, а она как была старшим
оперуполномоченным, так и останется, пока на пенсию не турнут. Она женщина, а
женщинам в уголовном розыске, как правило, карьеру сделать не дают, оперативная
работа испокон веку считается сугубо мужской, и женщин здесь всего лишь терпят.
И все-таки двадцать лет…
- Ты чего? - насторожился Короткой, заметивший, что она
думает о чем угодно, только не о деле. - Болит что-нибудь?
- Да нет, просто вспомнила, сколько лет мы с тобой в
одном отделе пашем. Ты пришел к Колобку в восьмидесятом, я в восемьдесят
четвертом, а из тех, кто с нами вместе начинал, никого ведь не осталось, кроме
Доценко, да и тот уже другую работу себе присмотрел, ему семью кормить надо. Мы
с тобой уже как реликтовые деревья.
Настины пессимистические пассажи Короткова, однако, не
обескуражили и с толку не сбили. Несмотря на веселье в глазах и наполненный
энтузиазмом хруст, с которым он жевал твердое сочное яблоко, Юра хорошо помнил,
зачем пришел в кабинет Каменской, и твердо знал, чего должен добиться.
- Ну и что? Реликтовые так реликтовые, лишь бы зарплату
платили. Так ты не отвлекайся, подруга, ты давай к делу поближе. Афоня на
совещании радостно объявил, что мы берем это дело на контроль. И в
оперативно-следственную группу включаешься ты для оказания практической помощи.
- Почему я? У меня что, нагрузка меньше, чем у
остальных? Я тут без работы штаны просиживаю, что ли? - возмутилась Настя.
- Аська, не вредничай. Это я постарался, Афоню
уговорил. Ну ты посмотри, какое дело, а? Конфетка! Предприниматель средней руки
убил свою беременную жену.
Чего тут делать-то? Ты все концы с концами в два счета
сведешь, и у тебя будет раскрытие. Чем плохо-то? Я ж Для тебя, дурочки,
старался. Никакой экономики, никакой политики, никакой мафии, не к ночи будь она
помянута. Сплошное внутрисемейное дело, как раз как ты любишь. Чего ты нос-то
воротишь?
- Юра, я все понимаю, кроме одного. Почему это дело
оказалось у нас на контроле? Мы что, окружное управление? Или убили члена
правительства? Если убита обыкновенная жена обыкновенного предпринимателя, к
тому же все уверены, что он сам же ее и замочил, то при чем тут Петровка?
Можешь называть меня дурочкой, дурой или полной кретинкой, но я не понимаю.
