Лиза с сомнением покачала головой.
- Я боюсь, ты не успеешь… Тогда все напрасно, мы
упустим того, с кем он встречается. Ну что за необходимость уезжать?
- А что мне, в машине торчать? - рассердился Боровенко.
- Время идет, а у нас ничего не двигается. Надо же делать что-то, шевелиться…
- Давай вместе пообедаем, - в ее голосе звучала мольба.
- Мне страшно одной… И потом, мы с тобой так давно не были в ресторане вдвоем,
все в каких-то компаниях, или на корпоративных вечеринках, или дома сидим.
Пойдем вместе, а?
- Ты только за удовольствиями гоняешься, а дело кто
будет делать? - зло бросил Слава.
Он и сам понимал, что несправедлив, но подслушанная недавно
сцена между писателем и старой нянькой совершенно выбила его из колеи. Мысли о
матери постоянно лезли в голову, и не столько о матери, сколько о том, что Лиза
виновата, виновата, виновата… Да еще эта головная боль, не отпускавшая с самого
утра. Он хотел побыть один. Во всяком случае, без жены.
- Иди в ресторан. Если что, позвонишь.
Лиза покорно вышла из машины и перешла на противоположную
сторону улицы. Слава смотрел ей вслед и как-то отстранение, несмотря на
раздражение, в который уже раз удивился ее красоте. Словно не прошло двадцати
двух лет в замужестве, словно не было Юрки и еще двух беременностей, когда
детей не удалось сохранить. Второй мальчик умер через два дня после рождения, а
девочку Лиза не доносила, родила мертвой шестимесячной. Никаких фитнес-клубов,
никаких массажей и специальных гимнастик, ничего этого Лизе не нужно, она и так
хороша от природы, что, казалось, любое усовершенствование этого тела и этого
лица могло их только испортить. "И почему я ей изменяю?" - совершенно
некстати подумал Слава.
Сквозь широкое окно он видел, как Лиза сняла плащ, отдала
высокому юноше в черно-серой униформе и прошла в зал. Слава знал, что она все
сделает как надо: и стол выберет такой, чтобы видеть Богданова и его
собеседника, но чтобы не бросаться им в глаза, и заказ сделает правильный, у
нее большой опыт по этой части. Наверняка в тот момент, когда нужно будет
уходить, все окажется съеденным, а счет - оплаченным. Он еще немного посидел,
прикрыв глаза и пытаясь утихомирить стучащую в затылке боль, потом включил
зажигание и тронулся.
Наблюдение за домом, где жили Славчиковы, ничего нового не
принесло. Няня привела из школы старшего из мальчиков, минут через тридцать
прискакала дочь Катерины, не прискакала даже, а приплыла в обнимку с
длинноволосым, стильно одетым юнцом, вместе с которым вошла в подъезд. Судя по
тому, что из подъезда кавалер вышел минут через десять, они там еще и
целовались.
А вот и Василий Славчиков, младший соавтор. Не иначе как к
мачехе на блины пожаловал, время-то самое что ни есть обеденное. Пешком пришел,
машину так и не забрал из сервиса. И как не мерзнет в такой легкой курточке, в
свитере и то теплее было бы!
Около трех часов Боровенко решил, что пора выдвигаться в
сторону ресторана. Если писатель назначил встречу на три, а сам явился в
половине второго, толкуется такой расклад совершенно однозначно: он собирается
пообедать в одиночестве, а со своим знакомым, которому не велено домой звонить,
только кофе выпьет, стало быть, разговор не предполагает быть долгим. Слава
должен быть возле входа в ресторан "Старая Вена" самое позднее в
половине четвертого, а лучше - пораньше, чтобы не упустить незнакомца. На
всякий случай он позвонил Лизе:
- Ну как там?
- Пока никак, - спокойно ответила она, что-то
дожевывая.
Боровенко попытался представить себе, как она ест
какое-нибудь изысканное блюдо, и тут же сморщился от нового приступа боли в
затылке. Нет, о еде он определенно даже думать пока не может.
- То есть никто пока не пришел? - уточнил он.
- Пока нет.
- Хорошо. Я скоро буду.
И в этот момент из подъезда вышел Василий. Прошел несколько
шагов, остановился и вытянул руку, пытаясь остановить машину. Слава потом долго
не мог понять, зачем он сделал то, что сделал. Непонятно, какому порыву он
поддался, а может, это был не порыв, а инстинкт, но, как бы то ни было, он
подъехал к молодому человеку и притормозил.
- До Кудринской площади подбросишь, командир?
- Садись, - кивнул Слава.
Придется сделать крюк, но небольшой, думал он, выруливая из
переулка. От Кудринской площади по Садовому до поворота к площади трех вокзалов
он доедет минут за пятнадцать, а там до ресторана рукой подать. Он успеет. Зато
появляется возможность разговориться с Василием и, вполне вероятно, узнать
что-нибудь интересное.
Но надежды не оправдались, пассажир был молчаливым,
погруженным в какие-то свои мысли, и ни одна робкая попытка Славы Боровенко
завязать разговор успехом не увенчалась. В кармане зажужжал мобильник, звонила
Лиза.
- Ты где?
- Еду. Гость пришел?
- Да. Женщина.
- Меню смотрела?
- Нет, заказала сразу. Наверное, только кофе или чай.
Слава, приезжай быстрее.
- Еду-еду.
И в этот момент они попали в пробку. В глухую,
непробиваемую, какие обычно случаются в час пик, ближе к вечеру. Боровенко
занервничал, минуты таяли почему-то быстрее, чем когда в нетерпении ожидаешь
чего-то, стрелка на часах, казалось, ускорила темп и несется по циферблату как
бешеная, вот уже двадцать минут четвертого, двадцать пять, двадцать семь, а они
продвинулись всего метров на сто. Черт! И зачем он затеял эту дурь с Василием? Если
бы не нужно было ехать мимо Кудринской площади, он выбрал бы совершенно другой
маршрут и уже давно стоял бы у ресторана. И место такое дурное, шесть полос,
машина Боровенко стоит на четвертой, и никуда отсюда не денешься, к тротуару не
припаркуешься, иначе можно было бы бросить автомобиль, добежать до ближайшей
станции метро и доехать до "Красносельской", а там схватить частника
и договориться с ним, чтобы повозил. За хорошие деньги найти водилу не
проблема. Но до тротуара добраться никак невозможно, машины стоят плотно, и
любой маневр создаст только дополнительные трудности.
Стрелка на часах перевалила за половину четвертого и быстро
двигалась вверх. Запертые в пробке машины истерически гудели, и от этих
надсадных раздражающих звуков головная боль становилась просто невыносимой.
А Василий сидел спокойно и молча о чем-то думал, словно и не
торопился никуда. Может, и вправду не торопился, и машину поймал не оттого, что
спешил, а просто неохота ему было пешком топать да в метро трястись.
Телефон в нагрудном кармане куртки снова зажужжал. В голосе
Лизы Слава услышал отчаяние:
- Ты где? Они уже уходят.
- Лиза, я в пробке застрял, - виновато произнес он. -
Намертво. Мы вообще не двигаемся.
- Что же делать?
