Красивые глаза Артема Андреевича неприятно сощурились.
- Какие, например?
- Дешевая куртка, дешевая косметика, дешевое постельное
белье, перчатки, шейные платки, спортивная одежда и обувь. Вы сами посудите, в
этой квартире ремонт, техника и мебель - на многие десятки тысяч долларов, да и
та одежда, которая еще осталась, сплошь в бутиках куплена. Такая испанская
спальня, как здесь, стоит семнадцать тысяч долларов. Вот этот комплект белья
фирмы "Ив Делорм" стоит в ГУМе шестьдесят тысяч рублей. А вот это
постельное белье, - она взяла в руки один из турецких комплектов, - куплено на
рынке за пятьсот рублей. А вот еще колготки в ящике, без упаковки, они на тех
же вещевых рынках продаются в связках, по двадцать пять рублей за пару. Не могу
поверить, чтобы их носила женщина, у которой самая недорогая пара обуви стоит
восемьсот долларов. Так не бывает. Эти дешевые вещи просто не могли
принадлежать хозяйке. Мне так кажется, - осторожно добавила она на всякий
случай. - А вы как думаете?
Как думал Артем Андреевич, осталось загадкой, потому что он
не удостоил Настю ответом, задав вопрос:
- Вы закончили осмотр?
- Нет, еще осталась гостиная. Я вас задерживаю? Мне
поторопиться?
- Если возможно. У меня много дел.
"У меня тоже, - мысленно огрызнулась Настя. - И между
прочим, за расследование убийства ответственность несешь ты, следователь, а мое
дело - контролировать оперов и при случае им помогать. Я за раскрытие не
отвечаю, так что не надо делать вид, что мне этот повторный осмотр нужен
больше, чем тебе".
- Я постараюсь побыстрее, - ответила она, стараясь,
чтобы охватившее ее раздражение не прорвалось наружу.
В гостиной ее внимание первым делом привлекли книжные полки.
Скажи мне, что ты читаешь… и так далее.
Но здесь Настю ждало разочарование: никакого хотя бы
минимального собрания книг, по которым можно было бы судить о характере Елены
Сафроновой, на полках не было. Вместо них стояли видеокассеты, причем в
огромном количестве. Видимо, покойная предпочитала не читать, а смотреть
телевизор. Ну что ж, видеокассеты - тоже товар, их ведь покупают не абы как, а
в соответствии с личным вкусом. Правда, случается, что их дарят, и тогда фильм
вовсе не обязательно соответствует тому, что ты предпочитаешь.
Даже беглого прочтения названий оказалось достаточно, чтобы
Настя поняла: ни о каком личном вкусе и речи быть не может. На полках стояли
только бестселлеры или ленты, о которых много говорили или писали.
"Матрица", "Титаник", "Каллас
навсегда", американские версии "Анны Карениной" и
"Онегина", "Зеленая миля"…
Иными словами, Елена Щеткина-Сафронова смотрела фильмы, по
поводу которых надо быть "в курсе", чтобы не показаться серой и
отсталой и умело поддерживать разговор. Странно, что подобное ее стремление не
распространялось на книги, ведь и среди литературных произведений много
бестселлеров и предметов критических обсуждений и даже скандалов. Вероятно, в
той среде, в которой она вращалась, о книгах не говорили вообще, а может быть,
их и не читали вовсе. Или это была среда кинематографистов, где разговоры о
новинках кино присутствуют обязательно. Или книги она увезла к Сафронову, что
вполне возможно. Настя мысленно пометила еще один вопрос, который надо задать
мужу убитой. Про дешевые вещи, про занятия спортом, теперь вот еще про книги.
При более внимательном осмотре полок с кассетами Настя заметила
две, выбивающиеся из общего ряда: "Калланетик" и "Стройная
фигура". Это уже ближе к кроссовкам и спортивному костюму, то есть либо к
неизвестной посторонним людям стороне жизни Елены, либо к той, второй женщине,
которая здесь жила. Настя вытащила обе кассеты, чтобы прочитать аннотации, и из
картонных коробок выпали два конверта.
Тут же рядом с ней возник Герасимчук, вот уж точно - аки
беркут.
- Не трогайте! Я сам. Понятые, подойдите, ближе.
Настя молча послушно сделала шаг в сторону. Следователь присел
на корточки, осторожно, двумя пальцами взял один из конвертов. Не запечатан. И
никаких надписей, обычный белый конверт. Из конверта Артем Андреевич извлек
пять листочков плотной бумаги, на каждом из которых жирным черным фломастером
было написано:
"Так мне и надо".
Во втором конверте оказались точно такие же листочки, и тоже
пять, но надпись была другой:
"Я это заслужила".
***
В этот вечер Глафира Митрофановна гостей не ждала, Глебушка
уехал на какое-то празднование, вроде он говорил, что издательство отмечает
свое десятилетие, и вернуться должен был часов в девять, не раньше. Ужин
готовить не велел, сказал, что там будет фуршет и вернется он не голодным.
Старая Глафира подумывала, не пойти ли ей домой: квартира прибрана, ужинать
Глебушка не будет, продукты для завтрашнего дня куплены, чего ей тут
дожидаться? Правда, по телевизору в восемь часов должен был начаться старый
фильм, который она в молодости страсть как любила, особенно артист Столяров ей
нравился, а дома у нее телевизор хоть и есть, но плохонький, старенький, по
нему и не видать толком ничего. И, поразмышляв немного, Глафира Митрофановна
решила остаться. А чего? Посмотрит кино, вспомнит молодость, а Глебушка придет
- она его чаем напоит, какой бы ни был сытый, а от хорошего чая он сроду не
отказывался, особенно ежели с его любимыми плюшками с заварным кремом.
Приняв решение, она устроилась в каминной зале, как с давних
еще времен привыкла именовать двадцатиметровую комнату с отделанным изразцовой
плиткой камином. Здесь стоял самый большой телевизор, потому как Глебушка любит
в холодное время смотреть кино, сидя в кресле подле разожженного камина. Так-то
у него и в кабинете телевизор есть, и в столовой, и даже на кухне, но те все
поменьше, попроще, а здесь экран огромный, все самые мелкие детальки разобрать
можно.
Глафира наслаждалась фильмом, одновременно вспоминая, как
впервые видела его в кинотеатре и как потом взахлеб пересказывала хозяйке
своей, Земфире Эльхановне, Земе-покойнице, Глебушкиной матери, а та улыбалась
тихонько, кивала и обещала в следующий выходной непременно отпустить Глашу в
кино, чтобы она еще раз посмотрела понравившуюся картину. Батюшки, как же давно
это было-то! Не то что сама Зема жива была, а и муж ее, профессор Богданов, и
Глаше-то было лет семнадцать-восемнадцать, а теперь ей уж восемьдесят три…
Артист Столяров как раз должен был, победив всех
злопыхателей и интриганов, прижать к сердцу свою возлюбленную, когда вернулся
Глебушка. Своим ключом дверь открыл, звонить не стал, наверное, думал, что
домработница давно домой отправилась. Да, видать, не один пришел, больно много
шуму возникло в прихожей.
- Глаша, ты не ушла еще? Вот хорошо! Сделай-ка нам чаю
с чем там у нас есть.
Глафира подхватилась, кнопку на пульте нажала, телевизор
выключила, выскочила в прихожую. Рядом с Глебушкой стояли Катерина и Васенька.
Чего это они? Вторник сегодня, не их день. Не иначе что-то случилось.