***
Лиза Боровенко, наблюдая из своей припаркованной рядом
машины за маневрами домработницы Богданова, только тихонько фыркала. Ну
старуха! Неуемная. И все-то ей надо знать, и во все-то нос свой сунуть. Но
Екатерина Сергеевна тоже не промах, не зря Лиза за ней сегодня весь день
таскалась.
После бесславного завершения истории с прослушиванием
квартиры Андрей Степанович передал через таинственного Николая новое задание.
Оно звучало более чем странно, и Слава попытался взбунтоваться и потребовал от
Николая объяснений, но Лиза одернула его:
Андрею Степановичу виднее, как и что лучше делать, а в их
интересах выполнить все как можно лучше. Слава долго ворчал, но в конце концов
смирился. Но для выполнения этого, а потом и следующего задания двое были не
нужны, достаточно было одного Славы, и Лиза на свой страх и риск продолжала
наблюдать за соавторами. Один день посвящала полностью Василию, другой -
Катерине, третий - Богданову, потом снова Василию и так далее. Сегодня была
очередь Екатерины Сергеевны Славчиковой.
Лиза с любопытством наблюдала за Катериной и ее
собеседником. Встреча на улице, в зачуханном скверике, да еще с таким типом, по
которому давно тюрьма плачет, - это совсем не похоже на тайное романтическое
свидание и еще меньше похоже на деловые переговоры.
Что же это? Уж не то ли самое, что они со Славой ищут вот
уже сколько времени? Они были уверены, что все замыкается на мэтре Богданове,
но Славу все время что-то смущало, ему недоставало какого-то последнего
доказательства, а Лиза сердилась, негодовала и не понимала.
Неужели Славка оказался прав? Он не может знать больше, чем
сама Лиза, они все делали вместе и постоянно обсуждали все, что видели и
слышали, значит, он не знает точно, он чувствует. У него развитая интуиция?
Лиза никогда ничего такого в своем муже не замечала. Столько лет они вместе, а
вот пожалуйста… История, говорят, полна неожиданностей.
А в самом деле, что у них получается? Василий - любитель
поживиться чужими идеями, он вполне годится на роль человека, пользующегося
материалами погибшего журналиста. Богданов встречается с некоей дамой и
обменивается с ней конвертами; можно предположить, что в одном конверте деньги,
в другом документы, но только предположить, потому что содержимого конвертов
Лиза не видела. Возможно, там все вполне невинно, но тогда почему Глеб
Борисович гневался, когда дама позвонила ему по телефону домой, и говорил, что
запретил ей пользоваться его домашним номером? Ответ напрашивается только один:
дама должна была либо дожидаться его звонка, и он звонил ей, когда ему удобно,
либо звонить на мобильный, поскольку по мобильному отвечает сам Богданов, а не
его домработница. Иными словами, этот контакт скрывается от вездесущей Глафиры
Митрофановны. Почему? Она знает даму лично и может узнать ее по голосу? Или есть
еще какая-то причина?
И почему от старухи надо вообще что-то скрывать? Она в делах
Богданова вряд ли разбирается. Что же касается Катерины, то до сегодняшнего дня
она ни в чем таком подозрительном замечена не была, но эта встреча в скверике
все перевернула. Выходит, материалы, которые разыскивает Андрей Степанович,
могут с равной степенью вероятности оказаться у любого из соавторов. С чего
начали, к тому и вернулись. И все сначала…
Они прощаются. Как показалось Лизе, довольно холодно.
Расстаются, недовольные друг другом. Катерина достает из сумки кошелек и дает
мужчине деньги. Ему, видимо, мало, потому что он что-то говорит и Катерина дает
еще. Взамен, однако, ничего не получает. Что это было, оплата уже полученных
материалов или предоплата за будущие? Интересно.
А старая Глафира, судя по всему, что-то слышала, она ведь
довольно близко стояла. Вот бы познакомиться с ней, разговориться да выспросить
обо всем! Но шансов на это никаких, такое решение уже приходило в голову
супругам Боровенко, Слава был первым, кто предпринял попытку заговорить с
Глафирой Митрофановной в трамвае, когда та возвращалась домой, у него ничего не
вышло, и тогда Лиза постаралась познакомиться со старухой в супермаркете, стоя
в очереди в кассу. Ее тоже постигла неудача. Глафира оказалась неразговорчивой,
хотя и вежливой, и в контакт вступать категорически не хотела.
Видно, от отсутствия общения бабушка не страдает, ей и без
случайных собеседников есть с кем поговорить.
Мужчина сунул деньги в карман, и они с Катериной разошлись.
Катерина пошла к своей машине, а мужчина прошел вдоль домов и скрылся в
проулке. Лиза завела двигатель и тихонько тронулась вслед за ним. В ее голове
мгновенно вспыхнул идеальный вариант развития событий: мужчина садится в
машину, Лиза запоминает номер, дома по купленной недавно "левой"
компьютерной базе данных ГИБДД они устанавливают имя владельца и его адрес, а
по такой же "левой" базе данных МТС выясняют номер его телефона. И
дело, можно считать, сделано. Конечно, идеальные варианты встречаются в жизни
крайне редко, и огромным количеством машин управляют не те, кто зарегистрирован
как владелец, а те, кто водит ее по доверенности, да с правом передоверия, не
говоря уж о том, что адрес владельца регистрируется в момент постановки
автомобиля на учет, а сколько раз он после этого переезжал, менял адрес? Но
Лизе так хотелось надеяться…
Надежды, как и следовало, в общем-то, ожидать, не
оправдались. Мужчина ни в какую машину не сел, а свернул в подворотню. Выходить
из машины и идти за ним Лиза не рискнула. Темно, безлюдно, он обязательно ее
заметит, этот уголовник с испитой рожей, и что тогда?
Вот был бы рядом Славик, тогда другое дело. Но Славика нет.
И все-таки, как он почувствовал, что дело не в Богданове?
Впервые за много лет Лиза Боровенко испытала к мужу что-то
похожее на уважение.
***
От этого вечера пятницы Настя Каменская не ждала ничего
радостного. Если предыдущие несколько дней она чувствовала себя вполне сносно и
даже расплакалась всего один раз (но зато как позорно, прямо у Юрки Короткова в
кабинете!), то сегодня самочувствие ее решило взять реванш за всю рабочую
неделю, словно говоря: я дало тебе поработать, теперь дай мне разгуляться. С
утра болела голова и ныла спина, ноги были отечными уже к началу рабочего дня,
слезы на глазах не высыхали, и все время почему-то хотелось на кого-нибудь
заорать. Громко так, в голос, с повизгиванием и подвыванием. До конца дня Настя
доработала с трудом, не сделала и половины того, что запланировала, и побрела
домой, понимая, что сегодня от нее все равно никакого толку, и придется завтра
ехать на работу и доделывать начатое, встречаться со свидетелями, корпеть над
результатами экспертизы по совсем свежему убийству и составлять очередной план
очередной работы. Она чувствовала себя старой водовозной клячей, которая просто
тащит очередную тележку с очередной партией наполненных водой ведер по одному и
тому же осточертевшему маршруту: к колодцу - от колодца, к колодцу - от
колодца. И никакого другого маршрута уже не будет, на нее не наденут красивое
кожаное седло, и молодой всадник не поскачет на ней в дальние края, где растут
тропические деревья, плещется море, пахнет апельсинами и глициниями и где ждет
его любимая девушка. То есть будет и седло, и всадник, и тропические деревья, и
море с апельсинами, и девушка с любовью, но только не для такой клячи, как она,
а для молодой резвой кобылы. Или для жеребца. Но главное - для молодого и
резвого. Ничего в ее жизни уже не будет, и она никогда больше не будет хорошо
себя чувствовать, и все быстрее начнет уставать, и все чаще раздражаться и
плакать, и скоро ее выгонят на пенсию, потому что таким старым и бесполезным
клячам срок службы не продлевают, и следующая ее работа будет пресной и
скучной, а следующая за ней - еще скучнее, и тогда она осядет дома, будет
лежать на диване под пледом и очень быстро превратится в настоящую развалину.
Боже мой, ей же всего сорок три года, а впереди ничего нет. Ну почему так,
почему?
