"Чего и сколько" на самом деле означало
"всего и много", но распространяться об этом не следовало. Времена
такие были… Лена маму слушалась, девочек в гости не приглашала, благосостоянием
семьи не хвасталась, но, оказывается, совет держать язык за зубами и никому
ничего не рассказывать относился не только к вещам, деньгам и разговорам между
родителями. Это был первый урок, настолько болезненный, что хватило его
надолго.
Шли годы, Леночка росла-росла и выросла в красивую девушку,
самую красивую и самую умную на своем курсе, поскольку училась она в
экономическом вузе опять-таки на одни пятерки. Память о позоре
"вшивости" стерлась, но выводы, сделанные из той печальной истории,
осели в ее прелестной головке накрепко. Никаких задушевных подружек, никаких
откровений. Лена давно привыкла не дружить, а только делать вид, что дружит. Не
делиться сокровенным, а умело поддерживать разговоры, создавая иллюзию тесного
общения. И постепенно она привыкла не нуждаться ни в ком.
Но и тут выстроенная защитная стена оказалась недостаточно
надежной. Была у Леночки проблема интимного свойства: на ее стройных, чудесной
формы ножках росли волосы, густые и длинные. Это сейчас, в наше время, волосатые
ноги перестали восприниматься как катастрофа, и в каждом салоне красоты на
каждом углу вам предлагают различные по стоимости, болезненности и устойчивости
эффекта процедуры эпиляции. А тогда, на рубеже девяностых, приходилось либо
постоянно брить ноги и потом подолгу бороться с раздражением и сыпью, либо
скрывать дефект одеждой - брюками или плотными черными колготками. Опасность
таилась и в занятиях по физ-подготовке, когда пришлось бы снимать одежду на
глазах у всех однокурсниц в общей раздевалке, но тут Леночка пошла по
испытанному пути: мама, как и прежде, добыла ей справку о заболевании глаз, при
котором запрещается заниматься физкультурой. Физкультуру Лена терпеть не могла
всю жизнь, и если до восьмого класса школы ей приходилось посещать ненавистные
уроки, то, когда волосы на ногах обрели зримость, Лариса Петровна согласилась
помочь дочери: проблема была чисто женской, и мать ее поняла.
Двадцатилетняя Леночка Щеткина сексом в полном объеме пока
не занималась, посему предпочитала колготки, а не бритье. Но когда рядом с ней
появился молодой человек, в которого она влюбилась без памяти, и дело явно шло
к тому, чтобы улечься с ним в постель, девушка поняла, что надо что-то делать.
Остаться в колготках не удастся никак. Поэтому она рискнула и воспользовалась
бритвой, надеясь, что все обойдется и ни раздражения, ни сыпи не будет. Ведь не
у всех же они были, у некоторых как-то обходилось.
Но у нее не обошлось. Ноги покраснели, их обнесло
отвратительными прыщами, и все это мало того, что было совершенно неэстетично,
но еще и ужасно чесалось. А тут, как назло, во время лекции Лена неловко
повернулась, задела ногой выщербленный край стола, и на колготках образовалась
дыра с длинной, до самой пятки, широкой стрелкой. Девушка была
предусмотрительной и всегда носила с собой запасную пару, поэтому в перерыве
помчалась в туалет переодеваться. И тут… То ли она плохо закрыла защелку на
двери кабинки, то ли сама защелка была слабо прикручена, но кто-то дернул
снаружи дверь, и она распахнулась.
- Ой, извини, - пробормотала Ленина однокурсница, - я
думала, здесь свободно.
Она уже собралась было закрыть дверь, но взгляд ее упал на
покрытые прыщами, воспаленные ноги.
- Господи, Щеткина! Что это у тебя? Псориаз, что ли?
Ужас сменился сочувствием, сочувствие - догадкой.
- Или ты ноги бреешь? У тебя что, ноги волосатые?
Никакого объяснения у Лены заготовлено не было, ей ведь
казалось, что она все предусмотрела, даже физкультуру, и больше ей ничто не
угрожает. В этой дурацкой ситуации она оказалась безоружной, когда выбирать
приходилось из того, что предлагала однокурсница: либо псориаз, либо волосатые
ноги. И то и другое было для Леночки неприемлемым, сделать выбор она не смогла,
а посему промолчала.
Однокурсница ее молчание расценила по-своему.
- Да ты не переживай, я никому не скажу.
Надо ли говорить, что на следующий день весь курс знал,
какие на самом деле ноги у первой красавицы Лены Щеткиной. Информация
распространилась достаточно далеко за пределы курса, потому что молодой
человек, в которого девушка была страстно влюблена, больше к ней и близко не
подходил. Вряд ли его смутили бы волосы на ногах, но предположение о кожном
заболевании свое дело сделало.
Из случившегося был сделан вывод о том, что нельзя не только
рассказывать о себе никому, но и допускать, чтобы о тебе помимо твоей воли
узнавали то, что ты хотела бы скрыть. К моменту окончания института Елена
Щеткина мастерски овладела умением жить так, чтобы никто ничего о ней не знал,
и при этом у всех складывалось бы впечатление, что она вся на виду и всем про
нее все известно.
Однако борьба с распространением информации о самой себе
была лишь одним из факторов формирования характера Леночки Щеткиной. Другим
фактором были ее родители, вернее, отдельно - мать, отдельно - отец, и отдельно
- их взаимоотношения.
Научные достижения своего мужа Лариса Петровна в грош не
ставила, они представляли для нее ценность ровно настолько, насколько позволяли
ему ездить в загранкомандировки, а также получать премии, имеющие денежное
выражение, и звания и должности, к которым прилагались какие бы то ни было
блага и льготы. Михаил Аркадьевич был старше жены лет на пятнадцать, и когда он
женился, то был уже и доктором наук, и профессором, и закоренелым холостяком.
Изменять ему Ларочка начала года через три после рождения дочери; о ее похождениях
знал весь Академгородок, за исключением самого Щеткина.
Лариса Петровна была женщиной чрезвычайно привлекательной и
на удивление моложавой, в тридцать пять выглядела самое большее на двадцать
семь, а когда ей стукнуло сорок пять, никто не давал больше тридцати шести.
Когда Леночка подросла, незнакомые люди принимали их за сестер: обе красавицы,
очень похожи друг на друга, да и разница в возрасте, как кажется, невелика.
Ведь если старшей лет двадцать семь, то младшая, которой лет
двенадцать, вряд ли может быть ее дочерью. Конечно, в Академгородке-то все
знали, что это мать и дочь, а вот в двадцати километрах от дома, в центре
Новосибирска (как говорила Лариса Петровна - в городе), этого не знал почти
никто, поэтому многие ошибались.
Обеим льстила такая ошибка, мать сама себе казалась моложе,
дочь - старше. Стараясь создать и укрепить в себе иллюзию незначительности
разницы в возрасте, Лариса Петровна как-то незаметно и плавно стала приближать
к себе дочь, играя роль старшей подружки.
Игра эта, как показывает история, требует большой
осторожности и деликатности, а Лариса Петровна этого не учла или не сумела
сделать, и в результате перешла запретную грань. Лена оказалась в курсе не
только ее супружеских измен, но и ее истинного отношения к мужу.
- Ты с ума сошла, - шипела на нее пятнадцатилетняя
дочь, когда Лариса Петровна возвращалась домой в два часа ночи. - Папа тебя до
половины двенадцатого ждал, потом уснул прямо в кабинете.
