– Вижу, узнал меня…
Такого не узнаешь… Все, кто хоть раз в жизни встречался за беседой или тем паче по делу с обладателем этого низкого голоса, запоминали его на всю жизнь.
– Улем? Откуда? – постарался изобразить радостное изумление Артур.
Вставший перед джипом высокий, средних лет мужчина с обрезом охотничьего ружья сказал насмешливо:
– Не ссы, Артист. Что было, то прошло. Не буду я тебя наказывать за дела твои. Идите за мной. Да баб своих не забудьте.
– Улем? – все еще не веря себе, повторил Артур.
– Да. Не Санта-Клаус. Не Дед Мороз, – усмехнулся высокий мужчина.
– Ты же…
– Таким, как я, крылья не подрезать… Сбежал, сбежал. Да вот и братию собрал. Так что пошли покалякаем.
Мужчина, подобрав автомат, перелез обратно через препятствие и уже оттуда снова позвал:
– Ну, давайте, давайте… А то я попрошу вам помочь, – он заржал, и, вторя ему, мужики, что пристально смотрели за ними все это время, загоготали.
Артур сказал, чтобы девушки выходили, и все вместе они направились к завалу. Пока помогали перебираться подругам, Ринат спросил:
– Кто это?
Артист посмотрел на недалеких мужиков и сказал вполголоса:
– Бандит один. Мы ему в свое время отстегивали с наших делишек. А потом я откололся от него, а он вскоре на кичу пошел. Он все хотел меня примерно наказать, но не успел.
– Сейчас успеет.
Артист аж побледнел.
– Заткнись. Может, и обойдется…
Их проводили в третий от завала дом и, заведя в комнату, сказали, чтобы они сидели и ждали, пока их Улем позовет. Но Улем не позвал, он сам пришел в сопровождении двух крепких молодых ребят, явно своих помощников или просто охраны. Он сел в кресло напротив дивана, на котором разместились все, кроме Артура, вставшего возле окна, и сказал, обращаясь ко всем:
– Ну, что могу сказать… Я вам рад…
8
Саня внес в палатку пакет с утренней раздачей и кинул его на свою раскладушку. Сел на нее и, откусывая от вынутой из пачки галеты, сказал Павленко:
– Что ты меня, зараза, не подождал?
Павленко, лежа лицом в подушку, что-то пробубнил, но Саня, не расслышав, попросил повторить:
– Чего? Не понял.
Перевернувшись лицом к товарищу, Виктор сказал:
– Что ты не понял? Мне уже все здесь надоели. Каждый день одно и то же. Каждый день утром и вечером переклички. Как в тюрьме. Кормежка эта дерьмовая тоже надоела! Не понимаешь? Остопи…дело мне все тут. Вот уже где. Сидим под прицелами пулеметов, словно в колонии какой-то. Днем и ночью лагерь освещен. И не жалко им топлива для генераторов нас охранять. Я уже тоже жалею, что Антона одного там бросили. Уж лучше было и не убираться оттуда, чем вот так.
Отмахнувшись от речей Павленко, Саня сказал:
– Да ладно тебе. Антон сейчас тоже небось в таком же лагере сидит под караулом. Ждет эвакуации… И неизвестно, может, у него все еще хуже. Вон эти, вчера которые прибыли, говорят, что их в лагере в Стеклянном до объединения лагерей даже толком не кормили. А мы тут как у Бога за пазухой.
Рассвирепев, Виктор воскликнул:
– Мы тут как у черта в заднице! Какой эвакуации! Ты дебил?! Кому мы нужны там, на Большой земле? Кто нам там рад будет? Никого никуда никто эвакуировать не собирается! Вот именно, радуйся, что еще кормят! Ты, как свинья в хлеву, радуешься жрачке и не думаешь, что дальше будет.
Саня тоже разозлился:
– Что ты на меня орешь? Не нравится?! Вон, на колючку лезь и вали на хрен. Что ты мне нервы мотаешь?
Он отвернулся, перекинув ноги через раскладушку, и стал смотреть в брезентовый бок палатки.
– Что вы разорались? – спокойно спросил вошедший с пакетом и бутылкой воды в руках сосед. Пожилой мужчина уже не раз останавливал словесные стычки между бывшими коллегами. Положив паек на свою раскладушку, он сказал, обращаясь скорее к Павленко: – Вас возле пункта раздачи слышно. Вы хоть потише… А то у меня соседки из девятнадцатой палатки все время спрашивают, что у нас тут за скандалы каждый день.
– Да пошли они, – сказал зло Павленко.
– Это ты зря, – сокрушился сосед. – Ты Вике очень нравишься. А Маринка вон по Саньку сохнет.
– Дуры они обе, – отрезал Виктор. – И что ты нам их навязываешь, Семеныч? Этих честных давалок и охрана, и пол-лагеря имело. Как никто ничего не подхватил – ума не приложу.
– Да ты, Витя, слишком много слышишь слухов. Они нормальные девушки. Они понимают, что жизнь на этом не прекращается. Да и насчет пол-лагеря, это ты сгоряча. Я побольше вас тут сижу, на моей памяти Вика только с начальником охраны встречалась, и то нужны были лекарства для матери, которых в нашей коновальне нет. Так он нашел ей лекарства, и они разбежались.
Виктор зажал виски ладонями и сказал:
– Семеныч, ты вообще себя слышишь? Сегодня из-за лекарств, завтра из-за жрачки получше. В нормальном мире это проституцией называется.
– В нормальном, может быть, – легко согласился сосед. – А в нашем это способ выжить ей и ее матери. Кстати, поправилась старушка. Ходила начальнику охраны благодарности говорила. Мариночка ей дойти помогала.
– Семеныч, мне кажется, что ты просто и сам не прочь их того… – с деланным удивлением сказал Виктор.
– Стар я для этого. От моего усохшего девки полчаса в лежке от смеха будут, – засмеялся над собой сосед.
Странно, но этот смех разрядил обстановку в палатке, и Виктор даже соизволил извиниться перед Саньком.
– Да ладно… чего там, – сказал Александр, махнув рукой и разворачиваясь к товарищу. – Не первый раз и, думаю, не последний.
Когда вернулся еще один сосед по палатке, он удивил всех:
– Слушайте, шел, смотрел в пакет и не нашел паштета. Представляете? Всегда давали, а сегодня не дали.
Александр, покопавшись в своем пакете, сказал:
– Точняк. Нет паштета. Воруют?
– Наверное! – возмущался сосед. Виктор отмахнулся и сказал:
– Да заканчиваются у них продукты! Я сам слышал. Вчера по Ладоге провизию прислали, так из первого десятка палаток народ на разгрузку ходил. Говорят, вообще, как кот наплакал, прислали. Раньше три баржи пригоняли, а в этот раз одну и не полную. Интересно, чем они следующую неделю все пять тысяч кормить собираются?
– Пять тысяч – это с полутысячей охранения и обеспечения, – поправил Виктора Семеныч. – И уж чем себя кормить – они найдут.
– Нисколько не сомневаюсь, – улыбнулся соседу Виктор.
