Спустя минут десять все разом стихло, и Ханин, подняв курсантов, повел их лесом, предупредив, чтобы те были готовы бежать. А про себя подумал, что, наверное, он не совсем пошутил насчет пяток Полейщука.
Но и спустя полчаса они ничего и никого не обнаружили. Сколько ни внюхивался Ханин, но даже запаха пороха он не почувствовал. Не спеша и осторожничая, они шли по лесу, всматриваясь и вслушиваясь. Солнце, пробивающее лесной покров насквозь до самого подлеска, пятнистым узором скользило по напряженным спинам курсантов и их командира.
Так осторожно они продвигались еще полчаса.
Ханин уже подумал, что кто бы здесь ни стрелял, они уже испарились, но в этот момент сквозь заросли мелькнули какие-то постройки, и командир, жестом остановив своих курсантов, сам в полном молчании, пригнувшись еще сильнее к земле, двинулся вперед. Подобравшись к опушке, он увидел поселок и перегороженную завалом дорогу, вливающуюся в него. Возле завала суетились неизвестные люди. Все при оружии. Кто с карабинами, кто с Калашниковыми, один из них слишком взволнованно махал рукой с зажатым в ней пистолетом. Он, без сомнения, руководил всеми теми, кто работал около завала. Сначала Ханин подумал, что люди растаскивают завал, но потом понял, что они занимаются несколько иным делом. Растаскивают трупы.
Убитые были одеты по-разному, но нескольких, в униформе, можно было принять только за милиционеров. На одном из них Ханин смог различить звездочки капитана, тоскливо сверкнувшие на прощание, когда тело подняли и потащили через завал куда-то внутрь поселка.
До Ханина доносились крики командира стрелков и чей-то не особо громкий вой боли. Присмотревшись, он увидел корчащегося около завала мужика с бородой и длиннющей седеющей шевелюрой. Он-то и подвывал, раздражая человека с пистолетом. Наконец, видно, вопли достали командира, и тот, подойдя к раненому, наорал на него. Что именно он кричал, Ханин не понял, но зато увидел, что стрелок, убедившись, что его крик не помогает, нацелил на раненого пистолет и нажал на курок. Три выстрела подряд раскололи голову бородатого мужика и забрызгали кровью и мозгами стоящего над ним человека с пистолетом. На мгновение работы остановились. Но, заметив это, стрелок наорал на замерших вокруг, и те поспешили продолжить свое дело. Посчитав, что тот добил своего раненого, Ханин пришел к неутешительному выводу – перед ним бандиты. Да и милицейская форма на убитых была лишним тому подтверждением. Скоро все трупы исчезли за завалом. А из-за завала появились кто-то с ведрами и начали поливать асфальт, смывая на обочину кровь и мусор. Несколько раз бегали взад вперед с ведрами, прежде чем в этих бегающих Ханин узнал одного из сбежавших своих курсантов. Как там его? Роман?
На лице у курсанта виднелись следы побоев, и каждый раз, пробегая мимо одного из вооруженных бандитов, он непроизвольно втягивал голову в плечи. Вскоре к двум уже работающим молодым избитым парням пригнали еще одного, в котором Ханин узнал своего второго беглеца. Чертыхнувшись, старший лейтенант стал отползать назад к ожидавшим его курсантам.
Он зря думал, что они ничего не видели. Только он подполз, как с сосны спустились двое его бойцов.
– Кретины! – выругался Ханин. – Они же по колебаниям веток могли вас заметить!
– Виноваты, господин старший лейтенант. Более не повторится. Там Ромка и Мишка… Они в плену у этих…
Не видевшие своими глазами стали расспрашивать, и непонятно, насколько бы затянулась эта болтовня, если бы Ханин не приказал отходить и не трепать языком.
Довольно быстро они выбрались из леса там, где и вошли, и скорым шагом направились обратно. Ханин холодел при одной только мысли, что если сейчас сзади раздастся шум двигателя, сумеют ли они спрятаться. Успеют ли?
Так или иначе, уже к ужину они добрались до деревни и немедленно принялись за еду. Причем Ханин принудительно изолировал свою группу в другом доме. Он боялся огласки того, что они видели, и объяснил свои действия бойцам просто. Мол, завтра снова выходить на разведку, и пойдут именно они. Так что никуда не выходить, отдыхать здесь. Гадить выходить по одному. «Узнаю, что вы бродите по деревне, ноги выдерну…» Но Полейщук, кажется, догадался об истинной причине изоляции. Ханину было на это плевать.
Собрав оставшихся комодов, он приказал, чтобы немедленно вырыли яму на дороге недалеко от дозорного поста. Во всю ширину дороги и на глубину метра полтора. Землю на простынях перетащить в другое место и там ссыпать. Приказал каждому бойцу вооружиться ножом. Обязал к утру, чтобы все, кто обзаведется оружием, уже имели для него чехлы или ножны. Работы он навалил всем. А вот на вопросы не отвечал никому. Это будило в курсантах страх и непонимание. Особенно: почему под караулом те, кто ходил сегодня на разведку с командиром? К ночи Ханин сам проинструктировал дозор и отправился спать. Только вот сон никак не шел в его тело. Вставали перед глазами и избитые лица его бойцов, попавших в лапы бандитам, и прощальный, тусклый отблеск с капитанских погон. Мысли, одна дурнее другой, лезли в голову. Предположения сидели на предположении. Все, что было известно о тех людях, так это то, что они бандиты. А все остальное, включая то, что делать дальше, было совершенно непонятно. Сон таки сморил уставшего Ханина, но он не принес к утру ни решения проблем, ни отдыха телу и голове…
– Становись… – сказал Ханин, проводя рукой по глазам. Недовольно оглядев свою команду, он сказал: – Слушайте меня. Мы сейчас не в деревне. Нас здесь только шестеро. А задача у нас, как у взвода разведки. Сейчас мы направимся туда… и каждый из нас займет позицию недалеко от того поселка. Задача проста и сложна. Сидеть, лежать и смотреть… Видеть все, но чтобы вас не видел никто. Даже когда вы захотите по делам, вы будете лежать, терпеть и смотреть. До темноты. Запоминайте лица, фигуры. Количество людей. Запоминайте оружие в их руках. Все это потом поможет нам понять, сколько же их там и есть ли возможность вытащить наших. И помните самое главное – что бы ни происходило на ваших глазах, вы не должны себя выдать. Там, – Ханин показал за спину, – остались еще наши. Целая рота. И я не хочу потом считать трупы и уцелевших. Не думайте, что в случае чего вы выдержите пытки. Потому вас и одели в гражданку. Вы местные из деревни Троицкое. Где такая, а вон там, суток трое пешком. В деревне никого не осталось. Даже жратвы, вот вы и пустились в путь в поисках людей. Ясно?
– Так точно… – нестройно ответили курсанты, одетые в разное тряпье, найденное в деревне.
– Я лично каждому покажу место, где ему залечь. Если вас засекли, бегите. Бегите куда угодно, только не в деревню, где сейчас стоят наши. Понятно? Ну и отлично… И еще. Если раздался выстрел… Падайте на землю и не геройствуйте. Мы постараемся вас вытащить.
– Мы не герои, – уверенно заявила хором команда.
– Я надеюсь.
Последнего на точку Ханин проводил взглядом и убедившись, что тот благополучно добрался до места, сам отполз и гуськом двинулся на выбранный для себя пост.
Себе он взял самое сложное направление – подход к поселку с юга. Даже не сильно напрягая зрение, было видно, что это направление укреплено не на шутку. Ствол пулемета торчал из слухового окна одного из домов. Баррикада была значительно внушительней. Да и люди здесь передвигались чаще. Всего Ханин насчитал человек десять. Прибавив к ним невидимого пулеметчика, периодически водившего стволом, старлей прикинул, сколько у них людей вообще. Не могут же они только тем и заниматься, что одно направление стеречь. Да и смена наверняка у них имеется ночная. А может, и не только ночная. Когда солнце уже коснулось горизонта и детали стали хуже различимы, Ханин засобирался обратно. До места сбора было еще почти час добираться, если соблюдать осторожность. Переломать себе ноги во тьме старлей совсем не желал. Однако раздавшиеся выстрелы заставили его замереть, вжавшись в траву. Только бы не его пацанов. Только бы не его… Только бы все вернулись… Господи, помоги и помилуй… Он приподнялся на локтях и пополз в сторону овражка, по которому он сюда так близко подобрался.
